— Как же, разглядишь тут! Он же за сёдзи как за ширмой прятался — нарочно, ясное дело. Как я его швырнул, так он сразу в эту створку и угодил, а пока из нее выпутывался, успел смыться. Эх, оплошал я!
— Главное, что сами вы целы и невредимы.
— Что правда, то правда! — впервые ухмыльнулся Мунин.
Во дворе послышались голоса — должно быть, вернулись те двое самураев, что отправились в погоню за Дзиндзюро. Мунин и Тораноскэ вышли на веранду.
— Ну что, поймали? — оживились они, увидев что во дворе стоит кто-то третий.
Однако вновь прибывший оказался всего лишь крестьянином из соседней деревни, который уже не в первый раз добровольно вызвался караулить.
— К сожалению, не догнали. Но, по словам вот этого мужика, тут неподалеку залегли еще несколько самураев. Не иначе, как дружки нашего гостя.
— Тот был не самурай, а мещанин, — заметил
Мунин. — Впрочем, если там какие-то подозрительные типы, в любом случае надо пойти взглянуть.
Верзила-слуга с бородой веером, только что подошедший из соседнего дома, где он спал, принес соломенные сандалии. Тораноскэ пошел в чем был — прямо в спальном кимоно. Мунин вытащил из-под помоста веранды мотыгу, снял с нее железный наконечник и оставил себе деревянную рукоять.
Спасшийся бегством Дзиндзюро меж тем, укрывшись в таком месте, о котором никто не мог и подумать, наблюдал эти боевые приготовления. Он пристроился у слухового окошка в маленьком крытом сеновале недалеко от дома, где и сидел с кислой миной, стыдясь своего провала и рассуждая про себя, что теперь уж показываться на глаза Хёбу Тисаке ему негоже. Дзиндзюро дорожил своей репутацией, и чувство стыда, ответственности за любую оплошность у него было чрезвычайно развито.
То, что человек, которого он собирался заколоть, оказался вовсе не Кураноскэ, а кем-то другим, еще можно было пережить, но сам он дал маху, что и говорить. К тому же, хоть в темноте и трудно было разглядеть, но противник как будто бы и впрямь был в летах…
Раздумывая, что делать дальше, Дзиндзюро машинально перебирал соломенную труху под рукой. Тем временем голоса во дворе затихли — должно быть, вся компания отправилась на розыски лазутчиков. Судя по всему, противнику удалось выведать место, где прятались Дэндзо Сибуэ и его люди. Теперь стычки не миновать. Но раз Кураноскэ здесь вообще уже нет, какой же прок в этой стычке?! К тому же, как Дзиндзюро только что убедился на собственной шкуре, со старым монахом и его командой справиться будет нелегко. Нужно поскорее предупредить своих и постараться унести отсюда ноги.
Дзиндзюро легко выпрыгнул из окошка и припустился во всю прыть, но не по той дороге, которой пошел Мунин со своим эскортом, а напрямик через грушевые сады. Для него не составило большого труда опередить преследователей.
— Эй, сударь! — позвал Дзиндзюро, добравшись до укрытия.
Зашуршали ветки, и из зарослей показался Дэндзо Сибуэ.
— Ну, что там? — осведомился он.
— Плохо дело, сударь, плохо! Оиси там уже нет, а вместо него какая-то странная компания. Они прослышали, что мы здесь прячемся, и сейчас местный крестьянин ведет их сюда. Надо срочно уходить. При таком раскладе, сударь, драться бессмысленно.
— Да кто же это все-таки?
— Там у них заправляет какой-то бонза — ему палец в рот не клади!
— Бонза?! — переглянулись между собой Дэндзо
и трое его подручных. — Уж не тот самый ли монах?
Безо всякого сомнения, это был тот злокозненный монах, что встал у них на пути в Фукагаве, когда они гнались за Исукэ и Ясубэем и позорно проиграли в стычке.
— Ну же, живее! Они сейчас будут здесь! — торопил Дзиндзюро.
Однако Дэндзо и его люди, услышав, что к ним направляется тот самый монах, не спешили ретироваться.
— Ну, как решим? — проронил один из самураев.
— Хм, а сколько их там? — уточнил другой.
— С крестьянином вместе будет пятеро, — ответил Дзиндзюро. — Только вы это напрасно, господа. Лучше с ними не связываться.
— Нет, у нас есть особая причина, чтобы с ними разобраться. Ладно бы кто другой, а уж коли этот мерзавец-бонза сам сюда идет, мы остаемся! Так, что ли? — обратился Дэндзо к своим спутникам.
Возражений, похоже, ни у кого не было.
— Что ж, и нас четверо, и их тоже четверо, — бодро заметил кто-то.
— А все же, господа, куда умнее было бы убраться подобру-поздорову, — горячо увещевал Дзиндзюро, предвидя, чем может окончиться стычка. — Поверьте, тут расклад не в вашу пользу.
— Это кто же здесь мерзавец-бонза?! — послышался из темноты голос Мунина.
Все вздрогнули от неожиданности. Значит, они уже здесь! На опушке леса обрисовались темные силуэты. Один из самураев нервно усмехнулся.
— Осторожно! Смотрите под ноги! — крикнул кто-то из пришельцев. — Дэндзо с тремя приятелями отметили, что их противники держатся как-то слишком уж спокойно и самоуверенно. Однако призывы Дзиндзюро спасаться, пока не поздно, не встретили у них никакого отклика. Кто яростно развязывал ремешки, чтобы отбросить ножны, кто подтягивал повыше тесемками рукава кимоно, кто ощупывал шпенек-предохранитель на рукояти, готовясь выхватить меч. Никто из четверки не собирался отступать ни на шаг.
Один Дзиндзюро, видя, что уговоры не помогут, решил благоразумно удалиться поглубже в тень деревьев. В это время из кустов с хрустом и треском, словно морское чудище, черной тенью ступил на поляну Мунин. Люди Дэндзо приняли боевую стойку. Завидев эту картину, Мунин с воинственным видом оглянулся по сторонам и изрек:
— Тесновато здесь, негде развернуться. Нет ли местечка попросторнее?
— Отчего ж, можно найти! — задорно откликнулся Дэндзо.
Вслед за Мунином из лесной мглы показались его спутники — трое самураев и слуга с бородой веером.
— Сдается мне, вон в той стороне должен быть луг, — заметил Мунин, и слуга тотчас же отправился в указанном направлении.
Оба отряда стояли друг против друга в бездействии, являя собою довольно странное зрелище. Люди Дэндзо делали вид, что им все нипочем, но спутники Мунина демонстрировали настолько непоколебимое спокойствие, что это действовало угнетающе на противников, заставляло их поеживаться от неуверенности и с опаской коситься на врага.
Монах тем временем уселся на пень, поджав под себя одну ногу, и уставился на четверых самураев.
— Вы откуда явились? — спросил он.
— Сам скажи сначала, кто вы такие, — дерзко бросил Дэндзо.
— Разбойники мы… Промышляем в здешних краях отсюда и до самой Ханэды, — вызывающе заявил Мунин. — Я атаман, а эти трое — моя охрана. Вот так-то!
— Брось дурака валять! — возразил Дэндзо. — Помнится, мы с тобой уже встречались в Фукагаве.
— Ну, да, точно, было дело. Сейчас-то я тебя по разговору признал и понял теперь, кем вы подосланы. Сами назоветесь, или как?
Четверо самураев сконфуженно молчали, а руки их невольно потянулись к рукоятям мечей.
— Погодите чуток! — нисколько не оробев, продолжал Мунин. — Сейчас мой слуга подыщет подходящее местечко. Если уж рубиться, то лучше не здесь. Оно и вольготней, и приятней будет. В стычке тоже ведь важно, чтобы настроение было соответствующее.
— Какой еще слуга, если сам хозяин разбойник? Кто ж тогда этот бородатый? — бросил Дэндзо,
считая, что срезал собеседника.
Мунин, однако, ничего на это не ответил, а только ухмыльнулся:
— Не болтай попусту! Молод еще!
— Ага! Сказать-то нечего!
— Почему же? Он мне братом младшим доводится. Ну, по дому заодно работы всякие выполняет. Только он не то что старший братец — нравом ох как крут, так что с ним надо помягче да повежливей, а то не ровен час… Эх, молод ты еще!
Взбешенный до предела Дэндзо весь трясся от злости. Старый бонза за словом в карман не лез и говорил с таким невозмутимым и вальяжным видом, что не только Дэндзо, но и трое других самураев были всерьез озадачены. Чем больше они старались словесно уязвить старика, тем тот становился острее на язык и изощренней в выражениях. Донельзя расстроившись, они в конце концов вынуждены были умолкнуть, но на лицах у всех четверых было написано, что теперь-то уж они старикашке покажут!