— Не очень много. Я не лечу токов, вы знаете. Для этого был бы нужен большой и хорошо оснащенный госпиталь. О, конечно, время от времени я осматриваю любимого слугу кого-нибудь из гильдсменов. Еще порцию? Я выпью с вами, поддержу компанию. Большинство токов пугаются меня до смерти, ха-ха, не могу понять, почему…
Итак, токская лихорадка? Это нечто вроде горячки, возникающей вновь и вновь. Больного сильно трясет. Некоторые умирают, другие — нет.
Какая-то догадка начала формироваться в мозгу Ломара.
— У вас есть записи о вспышках эпидемии лихорадки? — спросил он.
Слегка удивленный, медик покусал нижнюю губу.
— Нет записей, — сказал он. — Нет… Вот так. Ну. Что я хотел сказать… вы интересуетесь ботаникой? Ох. Простите. Я надеялся, что кто-нибудь, кроме меня, заинтересуется ботаникой. Ах, да, записи. Но я веду дневник, молодой человек, ха-ха, четырнадцать лет… Не думал… Рад услужить гильдсмену. Вы интересуетесь ботаникой? О, я уже спрашивал об этом… Выпьем?
Ран вернулся к своей работе. Он обнаружил, что за время отсутствия планы его полностью рухнули. Дела шли хуже, чем обычно. Старый Кэп по-прежнему следил за прохождением краснокрылки через сушильные навесы и склады, как он это делал всегда. Кладовщик принимал то, что приносили токи, ворча по поводу побитых морозом растений и выдавая обычные расписки. Токи покупали одежду, сырье для самогона, лезвия мотыг и тому подобное и отправлялись обратно, в свои жалкие лачуги.
А продукция продолжала сокращаться.
Он просматривал записи, часто посещал склады, разговаривал с токами, приносящими связки краснокрылки; он вспоминал Роркленд, пламенеющий от зарослей краснокрылки. Он часами сидел за письменным столом, чертя схемы… и уничтожая их.
— Выпьем? — говорил Релдон.
— Выпьем? — говорил Арлан.
— Выпьем? — говорил Харб.
— Выпьем? — говорил Кэп.
И Ран отвечал:
— Ну… да… спасибо… выпьем…
А ночью была Норна, как маленькая девочка, увлеченно рассказывающая дневные новости — все для нее было великим событием. Вначале это было забавно, затем наскучило и наконец стало раздражать. И тогда Норна переставала говорить, позволяя ему делать с собой все, лежала под ним… потом они засыпали.
Однажды седой Том Тамб, медик Станции, пришел к нему с возгласом:
— Я никогда не показывал вам свои мхи? Нет? Вы только взгляните! Видите, какая схема? Это моя собственная классификация. А вот здесь…
В мозгу Рана промелькнуло воспоминание, вначале смутное, затем более четкое.
— Вы разыскали для меня дневник?
Оторванный от своих мхов, человек удивленно сказал:
— Конечно. Разве я вам еще не сказал?.. Ах, да, простите. — Он порылся в кармане. — Вот он. А теперь вот этот мох…
Наконец медик со своими мхами ушел, и Ломар раскрыл один из самых важных документов в истории Пиа-2. Но если его предположение не подтвердится, это будет всего лишь кусок бумаги. Он отложил его в сторону и отправился на поиски подтверждения своей мысли.
Подземное помещение, в котором находились массивные генераторы, на первый взгляд казалось покинутым, но после того, как Ран покричал и поколотил в дверь, она отодвинулась и показался ток-чистильщик. Он выглянул, спрятался, вновь выглянул и поманил Ломара. Ран пошел за ним по металлической лестнице, потом по коридору, и странный запах становился все более сильным. Наконец Ран очутился в комнате, лишенной всякой мебели, кроме стола и стула. Кроме этого, здесь был кувшин и детали незнакомого оборудования.
Элзель Идс, инженер Станции, поглядел на него, вытирая коричневое лицо.
— Хо, неожиданное удовольствие, — сказал он. — Я убежден, что у вас склонности к науке. Вы, наверное, интересуетесь этим маленьким экспериментом?
— Тем, что так сильно пахнет?
— Пахнет? Пахнет, черт возьми! Воняет! — Он поднял кувшин. — Знаете, что это такое? — Ран покачал головой. Гордая улыбка появилась на лунообразном лице инженера. — Это можно назвать триумфом искусства над природой. Вы слышали о токироте? Ручаюсь, слышали. Ужасное вещество. Множество примесей. Неудивительно, что эти бедные ублюдки, так сказать, все время воняют. Верно, Клад?
Ток кивнул, не отрывая глаз от кувшина.
— Ну, мое сердце обливалось кровью при самой мысли об этих писунах, и что же я сделал… я взял большую партию этого вещества — токирота — и подверг его процессу ферментирования. Вы знаете, что такое ферментация? И я его — вот здесь — дистиллировал, исключив все эти примеси. В результате получился напиток, чище и слаще материнского молока, если вы простите мне это выражение. Вот. Попробуйте.