Кора смерила Дона презрительным взглядом, отметив, что его облик изменился. Теперь он вырядился в ослепительно белую футболку и черные джинсы. Еще слегка влажные после душа волосы красиво лежали на плечах, и лицо было чисто выбрито. Кора рассмотрела небольшую ямочку на подбородке. Она ее не помнила, но ведь двенадцать лет — такой долгий срок… Ей самой едва исполнилось двенадцать, когда она впервые познакомилась с ним, узнала его…
Кора грустно улыбнулась про себя, заходя на кухню. Какая ошибка! Дона невозможно изучить до конца. Тогда они прожили в этом доме несколько месяцев вместе, и это время оказалось самым ужасным в ее жизни. Мама только что умерла, и маленькая Кора дрожала от страха каждый раз, когда Дон устраивал дикие скандалы бабушке за ее решение взять в имение девочку, которую он люто ненавидел. И однажды эта борьба достигла апогея, когда Дон выкрикивал оскорбления Коре в лицо, обзывая ее мать и своего отца словами, которые она никогда прежде не слышала и не понимала.
Но услышала Полли Кросс… и поняла.
Дрожа от ярости, она предложила внуку либо извиниться, либо убраться вон. Тот ответил; что лучше уйдет насовсем, чем попросит прощения. И бабушка крикнула ему вслед, чтобы он не смел возвращаться, пока не передумает.
Только через несколько лет Кора поняла, что его уход разбил бабушкино сердце. «Может, стоит попытаться найти его?» — как-то спросила она. «У меня есть гордость, дитя мое, — печально ответила госпожа Кросс, выпрямившись. — У меня есть гордость».
Занимать гордости Дону тоже не надо было…
— Я собираюсь сварить кофе. Нам, похоже, многое надо обсудить. — Кора поставила на огонь кофейник.
Дон стоял, прислонившись к холодильнику, пока она ставила на стол печенье и сахар.
— Расскажи о моей бабушке, — неожиданно попросил он. — Она долго болела?
— Около года назад она упала и сломала бедренную кость. В больнице врачи, делая обследование, обнаружили опухоль… — Ей было трудно говорить об этом, и Кора резко сменила тему: — Я пью крепкий кофе. А ты?
— Чем крепче, тем лучше.
Она засыпала в закипевшую воду восемь ложек.
— После пребывания в больнице твоя бабушка очень ослабла и свои последние десять месяцев провела в постели.
— Она сильно мучилась?
— Да.
Дурацкий вопрос.
— Почему же ты не пыталась дать мне знать?
— Она не хотела.
Дон тихо выругался.
— У тебя было целых двенадцать лет, — уничтожающим тоном добавила Кора. — Что, за это время и денька не нашлось, чтобы приехать?
— Но она же меня прогнала.
— Ты говоришь, как капризный ребенок! Все, что от тебя требовалось, это извиниться.
— А я не чувствую себя виноватым. — Стиснув кулаки так, что костяшки побелели, Дон с отсутствующим видом отвернулся и отошел к окну. — То, что моя бабушка приняла тебя, не имеет прощения!
— Твоя бабушка была очень доброй и сердечной женщиной. — Кора с трудом контролировала себя. — Тебе, конечно, нелегко было ее понять — в конце концов, ты был так молод и так переживал…
— Я думал не о себе! — Дон резко повернулся. Глаза его метали молнии. — Я думал о своей матери. О том, что они, мой отец и твоя мамочка, ей причинили…
— Нет! — Вздрогнув, Кора протянула руки, чтобы остановить его. — Пожалуйста, давай не будем начинать все заново. Я понимаю твои чувства, но ради своего спокойствия ты должен перестать все время об этом думать.
— Я пробовал, я пытался простить, простить и забыть! Но разве ты можешь представить, каково мне сейчас? Мне, человеку, который целых двенадцать лет не виделся с бабушкой — единственным существом на этом свете, значившим что-то для меня! А теперь… — Он беспомощно всплеснул руками. — А теперь я вернулся, но слишком поздно!
После вспышки Дона на кухне воцарилось неловкое молчание. Неожиданно послышался плач ребенка. Кора недоуменно огляделась.
Тяжело вздохнув, Дон устало сказал:
— Это приемник беби-интерфона. Вон там, за хлебницей.
Она посмотрела в указанном направлении и действительно увидела небольшой прибор с мигающим красным огоньком.
— Я таких раньше не видела. — Голос Коры звучал напряженно, но она заставляла себя говорить спокойно. — Микрофон и передатчик в комнате малыша, а эту штуку ты носишь с собой?
— Да. Сейчас я схожу за ним.
— А как твоего сына зовут?
— Ник, — через плечо бросил Дон, выходя в коридор.
Кофе был уже готов к возвращению Дона, и Кора наполнила две чашки. В свою она положила сахар и налила сливки.
Про себя она решила, что будет держаться с Доном официально и по-деловому, но совершила ошибку, взглянув на ребенка.