Я позволил ей обогнать себя у самого берега и был награжден за это презрительной гримаской.
— И плавать ты тоже не умеешь, — заявила она.
— А что подразумевается под словом "тоже"? — позволил я себе любопытство.
— Целоваться, — усмехнулась она и побежала в глубь острова.
— Если бы я не был таким маленьким и глупым, — растерянно пробормотал я, глядя ей вслед, — то решил бы, что это провокация… А что мне думать с учетом вышеперечисленного?.. Эй-эй, меня подожди! Ты забыла взять с собой все самое лучшее!.. Ну, подожди же, бегать я тоже не умею!..
— А ты снился мне сегодня, — сказала она, глядя в пламя разведенного мной костра. — Ты мне часто снишься в последнее время… Это очень хорошие сны. То мы оказываемся с тобой в восемнадцатом веке и танцуем на балах, то ты дерешься из-за меня на дуэлях, отстаивая мою честь и достоинство, то вырываешь меня из рук пиратов, то мы разыскиваем с тобой спрятанные сокровища… А я встречаюсь в твоих снах?
— Да, — признался я. — Правда, они не столь красочны… В моих снах ты просто смотришь на меня и очень мудро и ласково улыбаешься… А вчера поцеловала… Правда, почему-то в макушку. Я начал протестовать и проснулся…
Честно говоря, я "передергивал". Ее сны я создавал сам. Я водил ее в этих снах по временам и странам, показывал людей и города, обычаи и традиции. И радовался, когда удавалось разжечь улыбку на ее губах при пробуждении.
— Сегодня — особенная ночь, — сказал я. — Сегодня древний языческий праздник. Столь любимый славянами, что даже византийская религия не смогла уничтожить или заменить его, и вынуждены были "совместить". Сегодня седьмое июня — день Ивана Купалы. В эту ночь гадают и ворожат. В эту ночь открываются сокровища и тайны. В эту ночь веселятся и избавляются от зла.
— Пойдем искать цветущий папоротник? — спросила она.
— Мы же цивилизованные люди. Кто же в наше время верит в сказки? Демоны, духи, гадание, колдуны… Неужели ты веришь во все это? Если ты не забыла, на дворе конец двадцатого века.
— Какой ты непоследовательный. То открываешь передо мной чудеса и заставляешь поверить в невозможное, то заявляешь, что в мире нет ничего чудесного и тайного. Неужели совсем ничего? Один реализм?
— А что такое — реализм? — усмехнулся я. — Это то, что реально. То, что существует в этом мире независимо от того, понимают это люди или нет. Верят они или не верят, но если какие-то вещи происходят и имеют место — они реальность. Я доступно изъясняюсь?
— Сейчас кто-то, как в языческие времена, будет брошен в огонь, — угрожающе придвинулась она ко мне.
— В языческие времена не бросали в огонь, его почитали, — с ехидной улыбкой поправил я. — Бросали в огонь преимущественно во времена христианства. Эх ты, историк!
— Я-то знала об этом, но должна же была я дать тебе возможность показать себя знающим, умным и занудливым? — отшутилась она. — Ты только посмотри, какая красота вокруг! Всего пятьдесят километров от ближайшего города, и какая природа! Правда, и до этих мест скоро доберутся заводы, фабрики, комбинаты…
— Тучи затягивают небо, — посмотрел я вверх. — Вечереет… Нам пора возвращаться. Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра…
— А почему — домой? — спросила она. — Ты никогда не приглашал меня к себе в гости. Ты стыдишься своего жилища, не хочешь, чтоб я знала, где ты живешь, или боишься, что я захочу там остаться?
Я закашлялся и жалобно посмотрел на нее.
— Надя, есть вещи, которыми не шутят. Если ты заглянешь в мой дом, то, боюсь, что я не смогу выпустить тебя обратно. Я же страшный эгоист и ревнивец. Мне хочется, чтоб ты постоянно находилась рядом. Ведь если ты войдешь в мой дом, то каждая вещь будет потом напоминать мне о тебе. И есть еще одно, — попытался я свести все к шутке. — Если ты останешься со мной наедине, в моем доме… Я ведь и так все время борюсь с искусами…
— Мы вместе будем с ними бороться, — сказала она, поднимаясь. — Поехали. Я хочу посмотреть, как ты живешь. Я думаю, это скажет мне о тебе куда больше, чем я услышала о тебе от тебя самого, мой скромный поклонник… Ну, так как? Приглашаешь? Учти, я не напрашиваюсь, но…
— У меня есть альтернатива? — грустно спросил я. — И что-то мне подсказывает, что моя квартира в том состоянии, в котором я ее оставил, действительно скажет тебе, кто я такой…
— О, нет! — воскликнула она, останавливаясь посреди комнаты. — Скажи мне, что это неправда! Что это не твоя квартира, и ты здесь не живешь…
— А я привык, — пожал я плечами, ногой заталкивая валяющуюся на полу одежду под кровать. — Если попытаться вымыть окна, то откроется даже неплохой вид на… Черт, я забыл, куда выходят окна… Что ты делаешь?
— Отвернись, — попросила она, расстегивая блузку. — И дай мне какую-нибудь рубашку… Я хочу навести здесь порядок. Но для этого мне требуется переодеться.
Я прошел в другой конец комнаты, попутно щелкнув по носу прилипшее к стеклу отражение, и достал из шкафа рубашку.
— А теперь ступай на кухню и жди там. Не люблю, когда смотрят, как я убираю…
— Видел? — спросил я отражение, выходя на кухню, — Вот так… Взяли и выгнали… А тебе, паршивец, надо драть уши: кто должен наводить порядок в квартире?!
— Да это же — сверкающая чистота, — развел руками призрак. — Будь объективен и вспомни, что творилось еще неделю назад…
— Я с тобой потом разберусь, — пообещал я. — Разгильдяй! Кроме спальни — везде бардак!.. О, нет!.. Спальня!..
Но было уже поздно. Девушка вышла на кухню и положила передо мной четыре разноцветных комбинации.
— Ты это носишь? — спросила она с улыбкой Джоконды. — Или у тебя какие-то особенные сексуальные наклонности?
— А-о-у… Видишь ли, в чем дело… Я снимаю эту квартиру совсем недавно. По всей видимости, все это принадлежит хозяйке квартиры…
— А также двум ее дочерям и бабушке, — сказала девушка и, прихватив совок и швабру, вернулась в комнату.
— Разные размеры, — грустно подсказало мне отражение, выглядывая из-за занавески, — Нужно было сказать, что в связи с нехваткой финансов ты устроился рекламным агентом в компанию по распространению нижнего белья.
— Как ты думаешь — она сильно обиделась?
— Но это же было до нее?
— Откуда она об этом узнает? На них не написано…
— В бардаке есть свои преимущества, — сказал призрак. — На них лежал вот такой слой пыли.
Я не смог сдержать вздоха облегчения. Подхватив злосчастные тряпки, я затолкал их в мусорный бак.
— Вот она, расплата за былые грехи, — сказал я, — Иногда я очень жалею, что до нее у меня вообще кто-то был.
— А опыт?! — негодующе вставил призрак.
— Зачем мне опыт, если… Впрочем, тебе это знать не обязательно…
— Я и так догадываюсь, — заявил нахал, — Может, травок каких раздобыть? Я слышал про одно старинное зелье — мертвый встает на ноги и начинает за девицами бегать…
— При чем здесь это? Дело в другом… Что-то внутри меня… И вообще — брысь отсюда! Чтоб я тебя сегодня здесь даже не…
Прежде чем я успел договорить, призрак исчез. Я вытащил сигареты, закурил и приготовился ждать.
— Вроде, все, — сказала она, выходя на кухню. — Теперь мне нужно принять душ. Там было столько пыли, что она падала на меня со шкафов подобно горной лавине. У тебя есть чистое полотенце и халат?
— Э-э… Могу я еще быть чем-нибудь полезен? — осведомился я, протягивая требуемое. — Какая-нибудь помощь нужна?
— Да, — улыбнулась она, — Приготовь, пожалуйста, кофе. Я посмотрел на закрывшуюся перед моим носом дверь, вздохнул и показал ей язык.
— А вместо того, чтобы корчить рожи, мог бы и ужин приготовить, — донеслось из-за двери.
Мне оставалось только покачать головой и направиться к кухонной плите. Когда она вышла в комнату, стол был уже накрыт, а в освещенной свечами столовой играла музыка.
— Сегодня был замечательный день, — сказала она. — Солнечно, просторно, счастливо… Мне вообще очень спокойно и надежно рядом с тобой. Ты как-то даешь женщине понять, что рядом с тобой она может ничего не бояться. Спасибо тебе… Ничего, если я посижу в халате, пока не высохнут волосы?
— Я даже прошу тебя об этом. Ты выглядишь чудесно. Я сейчас словно в сказке, так нереально все, что окружает меня… Иллюзия, мираж… Ты — в моей комнате, в халате, сидишь на диване, пьешь кофе и говоришь со мной… Все вокруг выглядит как-то иначе… По-домашнему.