— Вижу. Но твоя искренность стоит на ошибках. Ты слишком долго общался с самыми худшими, и это выработало предвзятое мнение даже у тебя. Тебе потребовалось на это больше времени, но не устоял даже ты. Тебе вновь нужно научиться видеть в них хорошее. Просто ты не хочешь это видеть. Ты очень долго занимался своим делом, и поэтому даже в твоей, сильной и закаленной душе появилась усталость и печаль. Может быть, в этом есть и Моя вина. Заботясь о слабых, Я слишком долго предоставлял тебя — тебе, рассчитывая на твою непомерную силу… Ты знаешь, как это бывает: самых сильных и выносливых наделяешь заботой в самом конце, рассчитывая на их терпение и понимание.
— Мы стали говорить на разных языках, Создатель. Именно потому, что Ты — Создатель, Творец и Вселюбящий, а я — воин, карающий и наказывающий. Мы стали двумя противоположностями, потому что я впитал свое понимание этого мира. Но поверь — мое понимание истинно. Я все больше и больше задумываюсь о возвращении, Создатель. Этот груз стал непосилен для меня.
— Не говори глупостей, Князь демонов. Ты устал и слишком удручен своей работой. Я понимаю, как это страшно… Но ты существуешь потому, что Я создал тебя, а значит…
— В том-то и беда… Пока я нужен — я есть, а когда выполню свою миссию…
— Ты ходишь по кругу в своих суждениях, Авадон. Безверие и отчаяние закрыли твои глаза, печаль и тоска окутали твое сердце, а холод ада обжег твою душу. Неужели ты и впрямь не веришь Мне? Или ты пытаешься найти причину, чтоб не верить Мне? Подвергать сомнению и потакать своим желаниям, страхам и усталости?
— Нет страха, Создатель. Лишь печаль. Печаль и боль. Что будет со мной, когда придет день и последняя злая воля будет брошена в пламя гнева? Кому понадоблюсь я, когда я не нужен и отвратителен даже сам себе? Это болезнь, Создатель. Болезнь души… Если такая у меня еще осталась…
— Я не хочу тебя слушать, Аполлион. Твои слова отзываются болью во Мне. Найди в себе силы и поверь. Поверь в Меня и в себя. Поверь в людей… Они стоят того, чтобы верить в них. Чтобы бороться за них.
— Бороться за них с ними же самими? Да гори они… Они не стоят того, чтобы даже грыжу из-за них наживать, не то, чтобы…
— Вот что Я скажу тебе… Ступай. Ступай и не появляйся до тех пор, пока Я не позову тебя… Нахаш!
— Да, Создатель.
— Открой свою душу навстречу свету. Живущему во мраке это необходимо вдвойне. Только свет твоего сердца развеет мрак вокруг тебя. А искра, которая ее зажжет… Ты отыщешь ее… А теперь ступай. И да рассеется мрак в сердце твоем…
Неторопливо я брел по вечернему городу. Вечно спешащие прохожие обгоняли меня, раздраженно оглядываясь — их злила моя неторопливость, диссонирующая с их стремлением бежать в суету. Заложив руки за спину, я шагал вдоль освещенных витрин, заваленных красочными товарами, рассматривал аляповатые плакаты рекламы и читал безграмотные и кичливые вывески. Мое внимание привлекла небольшая, стоявшая чуть в отдалении от улицы церковь. Я немного подумал и направился в храм. Изнутри церковь выглядела более чем бедно. К тому же в помещении шел ремонт. Судя по брошенным прямо посреди храма доскам, подрядившиеся здесь рабочие строго соблюдали режим восьмичасового "аврала". Во всяком случае к окончанию рабочего дня они относились более чем педантично. Переодевшийся в "мирское" священник, кряхтя, перетаскивал доски ближе к стене. В самом углу зала, за небольшой перегородкой, сидела сухонькая старушка, продававшая свечи, иконы и прочие принадлежности обрядов. Подойдя к стойке, я посмотрел на ценники, стоявшие рядом с "духовной литературой", и удрученно покачал головой — почитать измышления и исследования служителей церкви большинству из приходящих сюда явно не грозило. Да и зачем знать людям свидетельства Иосифа Флавия о существовании Христа в то время, как атеисты в один голос врут о замалчивании им этого факта? Зачем им читать труды официального биографа правителя Иудеи и одновременно биографа Понтия Пилата — грека Гермидия, в свое время способствовавшего распятию Христа и уговаривавшего жену Пилата не удерживать мужа от смертного приговора Иисусу, так как до самого распятия он считал Его обманщиком? Этому умному и злому цинику несказанно повезло — желая лично убедиться в том, что Иисус не воскреснет, он лично отправился в ту ночь к гробу… Увиденное он описал честно и подробно — в этом надо отдать ему должное.
Не нужны им и записи сирийца Ейшу, врача, одного из немногих друзей Пилата и его личного целителя. Этого проницательного практика, стоящего в истории наравне с Гиппократом, Цельсом и Леонардо да Винчи, интересовал факт воскрешения Христа исключительно с точки зрения естествоиспытателя. Исключительный скептик, введший в обиход поговорку: "Чего я не видел, то считаю сказкой", он подробно засвидетельствовал виденное им в ту ночь.
И уж совсем не требуется видеть им сочинение одного из членов синедриона, казначея Маферканта "О правителях Палестины". Именно из его рук Иуда получил свои тридцать серебренников. И именно он первым из членов синедриона прибыл на место воскрешения для проведения расследования. Может, он и не поверил бы в это, если б за полчаса до этого лично не выплачивал деньги стоявшей у гроба страже и на обратной дороге… Впрочем, о чем можно говорить, если сам факт обнаружения Ноева ковчега в 1800 году и многократное подтверждение этого факта впоследствии русскими авиаторами и французскими учеными замалчивается? От несчастной реликвии было отодрано столько досок, сколько достаточно для постройки одного дома, и проделано столько экспериментов и анализов, что достаточно для убеждения самого закоренелого марксиста. Кстати, сам Маркс посещал секту сатанистов и не особо скрывал этот факт, а Энгельс перед смертью публично заявил о своей вере в существование Христа. Незачем знать людям и о Кумранских манускриптах. Ни к чему им это…
Я подошел к взмокшему священнику, пытающемуся поднять один конец доски, взялся за другой ее край, и вместе мы легко перенесли ее к стене.
— Спасибо, — сказал священник.
Я кивнул и взялся за следующую доску… Перетащив весь штабель, мы уселись поверх него и вытерли пот.
— Пытаемся ремонтироваться, — зачем-то пояснил мне священник. — Приходится одновременно вести службы и заниматься ремонтом.
— А зачем? — спросил я.
— Что — зачем? — удивился священник. — Зачем службы, или зачем ремонт?
— Ремонт. Разве храм роскошный лучше храма одухотворенного? Дело в красоте храма или в вере тех, кто служит в нем? Как нужно раскаиваться — красиво или искренне?.. Нет, не обижайтесь на меня, я просто пытаюсь понять. Почему Он бродил по дорогам, проповедуя, исцеляя и обучая, подчас не имея даже примитивной защиты от ветра и дождя, а ныне самая маленькая церквушка стремится заполучить в свое владение ценные иконы, огромные суммы денег и покрыть каждую доску позолотой? Не угодней ли было Ему, чтоб вы вышли из храмов к народу? Иногда требуется не только ждать, пока придут к вам, но и самим выходить навстречу… Да и деньги… Меня интересует, почему же так получилось, что церкви стали местами накопления огромных сокровищ, а верующие зачастую умирают с голоду? Нет, собственно говоря, почему так получилось — я знаю, меня интересует ваш взгляд на вещи… Эй, вы меня слушаете?
— Я молюсь, — сказал священник, глядя куда-то сквозь меня.
— А-а, тоже выход…
— Я ошибаюсь, или?..
— Нет, не ошибаетесь. У вас хорошая интуиция, носитель сана.
— Почему вы вошли в храм? Как вы смогли войти сюда?
— А почему бы мне не войти в украшенный золотом и серебром дом? Что мне должно помешать? Символы? Символы усиливаются духом и верой, без них они символами и остаются… Мне особенно запомнился блистающий золотом храм, в котором на моих глазах дрались двое священнослужителей. Интереснейшее зрелище, оно понравилось мне куда больше чемпионата по боксу… Да перестаньте вы молиться! Я же не кусаю вас и не тащу в клетку со львами, в конце-то концов!.. Неужели вам страшно просто поговорить со мной? Объяснить, поспорить?