Публика в зале загудела. Кто-то громко выругался.
– Надеюсь, мне никогда не придется полагаться на снисхождение вашего суда, – сказал Росс.
Доктор Холс опустил свой платок.
– Осторожнее, мистер Полдарк. Подобные реплики вполне могут оказаться в рамках нашей юрисдикции.
– Лишь у милосердия есть привилегия оказаться вне этих рамок, – ответил Росс.
Мистер Уорлегган махнул рукой:
– Следующее дело.
– Одну минуту, – вмешался доктор Холс.
Он поджал губы, подался вперед и сцепил пальцы. Всякий раз при встрече Холс испытывал неприязнь к этому молодому сквайру, Россу Полдарку. Так было в школе, в дилижансе, в суде. Ему доставило особенное удовольствие задать хитроумный вопрос о дате осмотра, который заставил судей принять его точку зрения. Но этот молодой выскочка даже после вынесения приговора норовил оставить за собой последнее слово. Холс не мог этого допустить.
– Одну минуту, сэр. Мы собрались здесь для того, чтобы вершить правосудие согласно своду законов, а также согласно нашим полномочиям и нашему положению. Сэр, будучи служителем церкви, я чувствую, что на мои плечи возложена особая ответственность. Господь призывает проповедников, которые выступают одновременно и в роли судей, усмирять правосудие милосердием. Я всегда в меру своих скромных сил выполняю сию задачу и считаю, что в этом деле мы проявили милосердие. Ваши инсинуации для меня оскорбительны. Я думаю, вы понятия не имеете, о чем говорите.
Россу стоило огромных усилий держать себя в руках.
– Вы толкуете по своему усмотрению жестокие законы, – сказал он, – и без всякого милосердия отправляете человека в тюрьму только за то, что он хотел накормить своих детей, когда они были голодны, за то, что он пытался добыть еду, когда у него не было возможности ее заработать. В книге, из которой вы черпаете свое учение, доктор Холс, сказано: «Не хлебом единым жив человек». В нынешние времена вы требуете, чтобы люди жили и вовсе без хлеба.
Одобрительный гул в задних рядах суда стал громче.
Мистер Уорлегган нервно постучал молотком по столу:
– Мистер Полдарк, дело закрыто. Будьте добры, покиньте место свидетеля.
– В противном случае мы обвиним вас в неуважении к суду, – добавил доктор Холс.
Росс слегка поклонился:
– Смею вас заверить, сэр, подобное обвинение будет вполне соответствовать моим сокровенным мыслям.
Росс покинул место свидетеля и под громкие крики и призывы к соблюдению порядка вышел из зала суда. Оказавшись на улице, он полной грудью вдохнул теплый летний воздух. Сточная канава была полна нечистот, и вонь на узкой улочке стояла просто невыносимая, но после удушающей атмосферы в суде Росс нашел ее даже приятной. Он промокнул лоб носовым платком. От нервного напряжения у него слегка дрожала рука. Ему было досадно и тошно до омерзения.
По улице двигалась вереница груженных корзинами с оловом мулов, рядом с ними тяжело шагали покрытые дорожной пылью шахтеры. Они прошли долгий путь с окраин и теперь выгрузят олово на монетном дворе, а потом вернутся на измученных мулах домой.
Росс подождал, пока они пройдут мимо, и уже собрался перейти узкую улочку, когда кто-то прикоснулся к его руке.
Это была Джинни, а у нее за спиной стоял Заки Мартин.
– Сэр, я хочу поблагодарить вас за ваши слова в суде, – сказала девушка, и на ее бледных веснушчатых щеках вспыхнул легкий румянец.
– Ни к чему хорошему это не привело, – вздохнул Росс. – Отведи ее домой, Заки. У тебя Джинни будет лучше.
– Да, сэр.
Росс развернулся и быстро зашагал по Монетной улице. Эта благодарность за поражение стала последней каплей. Он презирал не только судей, но и себя за то, что не смог сдержаться. Хочешь демонстрировать всем свою независимость – демонстрируй на здоровье, но только тогда, когда дело касается твоей личной свободы. Однако, если речь идет о другом человеке, изволь держать язык за зубами. Он все сделал неправильно. Так хорошо начал, а под конец все испортил. Надо было льстить судьям, пресмыкаться перед ними, превозносить их авторитет и заслуги (что он и сделал вначале), а потом подвести к тому, что мягкий приговор явит всем их добросердечие и великодушие.