А Семёныч — он справедливый, он правду любит. Вон, зимой как по-людски поступил! Сенька на выходных рождественских чего учудил — взял и из говна статую вождя нашего вылепил, и ведь похож как две капли. А Сенька, хитрожопый, оправдывается — мол, я не хотел, само так вышло, типа, говорит, я ракету хотел слепить, сверхновую гиперсветовую, а получился вождь. А сам хитро так смотрит и лыбится ехидно. Так Семёныч не сдал его ФСБшникам, да какой там — он даже петушить Сеньку не стал за такое богохульство, просто нагайкой высек и пайки трёхдневной лишил. Добрейшей души человек!
А что ворует — так то не доказано, да и другой разве не будет воровать? Другого председателя поставь, он ещё больше воровать будет. Да и вообще, Семёныч не ворует, а в общак половину пайки нашей забирает, а общак — дело святое.
Ну а коли сам накосячишь, так будь добр, вставай раком и булки раздвигай — сам виноват.
Федька, вон, вечно бузотёрил — не положено, говорил, воровать, типа пайка — это святое, мол, нет никакого общака, врёт всё Семёныч, крысит он наши пайки, ну и типа наказать его надо за это, тёмную устроить, а коли не поможет — то и вовсе кольями забить. Разве можно живого человека кольями забивать? Не по-христиански это. Да и власть нам от Бога дадена, и не нам на неё роптать, наше дело терпеть. Так батюшка говорит. Как на роду написано, так и быть по сему. Бузотёр Федька, бузотёр… Сейчас, наверно, в аду на сковородке поджаривается. Умным самым себя считал, всё изменить что-то пытался, не хотел терпеть. Гордец, а гордыня — это грех смертный. Ишь ты, чего удумал — супротив воли Божьей переть! Не зря китайцы убили его, ох не зря… Тудыть ему и дорога.
На пути, в стороне от дороги, колода трухлявая валяется, так и зовёт: «Ну подойди ко мне, подойди, раскроши меня…» Не сдержался — шибко жрать хочется, выбрал на дороге булыжник поострее, к колоде подошёл и давай её ковырять. Короеды — что может быть вкуснее? Нежные, мягкие, вкусом как орешки кедровые. Пожарить бы их, да не на чем, да и костёр разводить нельзя — можно внимание ненужное привлечь. Я так увлёкся охотой, что и не заметил, как солнце к западу склонилось и к горизонту подползло. Не успею дотемна в райцентр, а ночью нельзя тудыть суваться, казаки если поймают — насмерть засекут. Зато червячка заморил знатно! Придётся где-нибудь на обочине ночевать — холодно, темно, страшно. Зверей диких нет, конечно, но вот нежить какая или людоеды… Вот что на самом деле ужас вызывает! Раньше, ещё в начале XXI века, полно зверья в наших местах водилось, да вот мы сами его всё вытравили, когда ещё поля пахали да засеивали — много химии лить в землю стали, чтоб урожайность увеличить, живность вся и передохла. Не по нутру ей наша химия пришлась. Жалко, конечно, но что поделаешь — соляра дорогая была, пока поле вспашешь да засеешь, столько денег вбухаешь, что хошь не хошь, а химию лей, чтоб урожай добрый вырос да окупил горючку.
Надо, пока не темно, шалашик какой соорудить, иначе замёрзну. Надрал сухого бурьяна прошлогоднего да и сложил домиком, залез внутрь, закупорил выход и в сон провалился.
Колбаса… Огромная колбасина, размеров необъятных, растёт прям из земли, а верхнюю её часть за облаками не видно, и мужик какой-то обнимает её и жрёт, огромными кусками откусывает. Я иду к ней, а ноги ватные, я бежать пытаюсь, да не получается. А мужик поворачивается ко мне и смеётся адским смехом. Я пригляделся, а это Федька! Кричу я: «Сгинь сила нечистая, в аду твоё место, хватит колбасу жрать!» — а Федька опять смеётся. Просмеялся и говорит:
— А с чего ты взял, что я в аду должен быть?
— А с того, — говорю, — что гордец ты и бузотёр!
— И что с того? Кто сказал, что я в ад должен попасть?
— Батюшка в церкви сказал, что таким, как ты, в аду место уготовано, батюшка — божий человек, он врать не станет.
— А батюшка твой Бога видел?
— Не знаю, вряд ли, — говорю я.
— А я видел, — говорит Федька, — вот он, Бог! — и на колбасу показывает и обнимает её.
А я кричу:
— Неправда, Бог не может быть колбасой, мне бы батюшка сказал бы!
— А батюшка твой видел Бога?
— Не видел, наверно, но батюшка Библию читал, а там написано как Бог выглядит.