Вот, наконец, наблюдение Глеба Успенского за бывшим барщинным селом, которое он для большей ясности так и называет Барским, в 1870-е, т.е. после отмены крепостного права: «лучше всех живет и умнее всех крестьянин деревни Барской. Он есть истинный современный крестьянин... Он платит большие подати и бьется круглый год исключительно над земледельческой работой... В Барском
Там же, с. 400.
Там же, с. 408.
Там же, с. 407-408.
Глава четвертая «Процесс против рабства» Сравнивая
самодержцев
не редкость встретить умницу, человека твердого, железного характера... До последнего времени они не заводили кабака... работа у них на первом плане и действительно кипит в руках. Работают все отлично... Такой, оставленный нам барщиной в наследство, крестьянин — неустанный, неусыпный работник, „биться на работе" — вот цель его жизни, нить, связующая дни и годы в целую жизнь».89
И куда, спрашивается, девался «неповоротливый медведь», приводивший надсмотрщиков «или в отчаяние или в ярость»? Конечно, уУспенского своя теория. Он был уверен, что «истинный современный крестьянин» — умница и труженик — обитал исключительно в деревнях, прошедших в крепостном праве барщинную выучку и, стало быть, по его мнению, в «громадном большинстве русских деревень». Миронов его поправляет. Исходя из этого критерия, говорит он, «лишь каждый пятый крестьянин мог соответствовать идеальному типу мужика-труженика».90 Но ведь неверным мог быть и сам критерий Успенского.
Так что неважно, кто из них прав. Допустим, что истина где-то посередине и «неустанный, неусыпный работник» Успенского обитал лишь в половине русских деревень. Как бы то ни было, разве не означает это, что существенная часть русского крестьянства даже после трех столетий крепостничества не нуждалась в надзоре по причине отсутствия «самоконтроля и дисциплины» и вовсе не была тем «калужским тестом», которое подозревали в нём основоположники государственной школы? По-настоящему сломало хребет российскому крестьянству лишь второе, сталинское издание крепостного права в XX веке. Это обстоятельство, однако, Миронова не заинтересовало.
Глава четвертая
«Процесс против рабства» Ј р Q g |-| g g^j
самодержцев Пора, однако, подвести черту под нашим обзором внутренней политики России в николаевскую эпоху. Наверное, не случайно, что как-то само собою перешел этот обэор в практически непрерывный
Там же, с. 398-399. Там же, с. 399.
спор с «восстановителями баланса». На самом деле легко было предвидеть, что именно здесь, на этом поле, их последний шанс дать бой общепринятой до 1980-х оценке этого царствования как исторического тупика. Тон задал еще Брюс Линкольн, предложив оценивать внутреннюю политику Николая прагматически, «по тому, чего она достигла или не достигла». Как видит читатель, я принял его условия. Б.Н. Миронов пошел еще дальше, заявив, что прагматичный и консервативный Николай сделал для России больше, чем романтический космополит Александр.
Вот и хорошо, давайте сравнивать. Единственная проблема здесь техническая: по какому критерию сравнивать. «Восстановители баланса» за то, чтобы сравнивать частности. Например, по тому, сколько указов по крестьянскому вопросу издано было за оба царствования. Или по тому, на какое из них оглядывались впоследствии с ностальгией некоторые генералы и придворные. Или, наконец, по тому, что при Александре не удалось, а при Николае удалось провести финансовую реформу (мы еще увидим, что это была за реформа). Мне кажется, что важнее все-таки суть дела. Тем более, что она бросается в глаза.
Всем, допустим, известно, что, одержав в первой четверти XIX века блестящую победу над Наполеоном и самой могущественной тогда в Европе армией, Россия доказала тем самым свою военную и экономическую конкурентоспособность с европейскими соседями. Вторая, николаевская, четверть века завершилась постыдной капитуляцией в Крымской войне. И дело тут не только в том, что победили в этой войне Россию генералы, которым, как до звезды небесной, было далеко до Наполеона, и войска, не выдерживавшие никакого сравнения с его армиями. И не только в том, что победительница Наполеона, военная сверхдержава, бесцеремонно хозяйничавшая при Николае на континенте, оказалась вдруг в глухой изоляции и отвернулись от неё даже вчерашние друзья и союзники.
Как это могло случиться, нам еще предстоит обсудить в следующей главе. Сейчас для нас важнее другое. Перед всем светом обнаружила в Крымской войне Россия, что за время николаевского царствования она безнадежно отстала от своих европейских соседей, напрочь утратила конкурентоспособность — ив военном, и в экономическом отношении. Именно это и заставило, как мы помним,
Сравнивая 223 самодержцев
А.В. Никитенко, человека глубоко преданного самодержавию, вынести тем не менее столь беспощадный приговор царствованию Николая: «Главный недостаток этого царствования в том, что всё оно было ошибкой».91 Пророческим оказался так и не услышанный императором вердикт генерал-адъютанта Кутузова, что «огромнейшая армия есть выражение не силы, а бессилия государства».
Из верноподданных писателей поддержал генерала лишь М.Н. Погодин, да и то полтора десятилетия спустя, когда и сам уже открещивался от Официальной Народности, которую когда-то рьяно защищал. Зато теперь, в момент испытания, Погодин твердо стоял в одном лагере с Никитенко и Кутузовым. «Из-за миллионных сумм на армию, — писал он в 1854 году, — недостает ни на что средств». Ни на «умножение жалованья низшим чиновникам».92 Ни на «учреждение дорог и путей сообщения»93 Ни на «улучшение состояния духовного сословия»94 Ни особенно на «распространение в народе образования»95
Между тем «отсутствие образования никогда не было столь ощутительно и вместе с тем чувствительно, как в наше время: наши пушки не хватают так далеко, как иностранные, наши штуцера бьют на 200 шагов ближе французских... винтовых пароходов не бывало... медиков недостает везде... Над многими нашими генералами смеются сплошь иностранные газеты... Сердце обливается кровью, когда подумаешь, в каком глубоком, бесчувственном невежестве мы погрязаем»96
Здесь, однако, не только приговор царствованию «прагматичного и консервативного» Николая. Здесь и единственный критерий, по которому имеет смысл сравнивать двух самодержцев — последнего «екатерининского» царя Александра и его затеявшего антиевропейскую революцию наследника, о котором идет у нас спор.
AS. Никитенко. Дневник в трех томах, М., 1965, т.1, с. 421.
М.П. Погодин. Цит. соч., с. 246.
Там же, с. 247.
Там же.
Там же, с. 248.
Там же.
Глава четвертая
«Процесс против рабава» « Д Q СТИЖ6 Н ИЯ
Николая»? Стоитли говорить, ЧТО
«восстановители баланса» категорически с этим не согласятся? Нет, не в том, конечно, смысле, что не видят разницы между победой над Наполеоном и капитуляцией в Крымской войне. И не в том, что конкурентоспособная в первой четверти века «екатерининская» Россия безнадежно вдруг растеряла все свои преимущества после тридцати «московитских» лет при Николае. Как отрицать очевидное? Просто, полагают они, для «восстановления баланса» достаточно показать, что были и у Николая достижения.