Интересным феноменом является попытка человека в отрыве от Бога, создать из себя если не бога то полу-бога, что мы наблюдаем в истории мифологии античности и далее. Это продолжается и сегодня[10]. Со слов Шевченко, ценность мифов заключается в том, что они позволяют устанавливать систему ценностей, которые обосновывали нормы поведения. Кроме того, они устанавливали некую гармонию равновесия между миром природы и обществом. Стоит помнить о том, что при всех современных представлениях и научных изысканиях мифологическое сознание продолжает жить и в современной культуре, но при этом в несколько измененной форме. Это сознание можно условно разделить на три части: 1) мифы как глубинные представления о структуре и возникновении мира, на уровне подсознания у каждого отдельного человека; 2) видоизмененные мифы в форме сказок (преданий); 3) современные мифы[11]. Помимо этого, в современном обществе идет активный процесс ремифологизации (возрождение мифологии). Причина этого явления кроется в потребности общества в целостной картине мира. По ряду причин нынче общество начинает все меньше верить в науку, что является знаком недоверия к власти в целом. «Полузнание» также является второй причиной ремифологизации. Человек, не обладая целостным знанием о мире, т. к. оно достаточно велико, сложно и при этом скрывается политиками, законодателями, финансистами и т. д. Вследствие этого появляются различные иллюзии, основанные на действительных явлениях, приобретающих здесь фантастический облик мира. Когда проявляется не удовлетворённость потребностью в целостном взгляде на мир и общество, появляются спекулятивные концепции, где перемешиваются и не различаются реальные факты, события, свойства жизни и вымышленные, символические. Другой причиной может быть общественные проблемы, которые реально не решаются и не объясняются наукой, медициной и государством[12]. На сегодня весьма имеется много заинтересованных сил в производстве современных мифов. Поэтому скорей всего мифотворчество является эффективно развивающейся отраслью духовного производства. А значит, мифология не исчезнет из нашей жизни совсем[13].
На рубеже XIX–ХХ вв. особо отмечается осознание коренного слома европейской героической антропологии. С исчезновением героической антропологии в обществе начинается время поиска новых путей и опять, как всегда, не прорыва уже к божественному, но к сверх- или надчеловечности. Стоит отметить, что именно литература, по контрасту с европейской философией, традиционно была антропологически ориентирована. Особо это проявлялось в массовой литературе, такой, как научная фантастика, в сугубо научном, аметафизическом ключе разрабатывающая проблемы сверхчеловечности (достаточно вспомнить таких авторов, как например, романы бр. Стругацких, Филипа К. Дика, С. Лема и др.), а также комиксовая культура наполненная «супергероями», по большей части строящаяся на том, что люди каким-то образом обретают нечеловеческие, сверхчеловеческие возможности, при этом часто связанные со звериными качествами[14]. И как не удивительно тема героической антропологии пошло в совсем ином направлении, чем могло пойти - в сторону либо анимальности, либо недочеловечности. Впервые на сцену массовой культуры в положительном облике выступают, с одной стороны, оборотни, т. е. полулюди-полузвери, а с другой — вампиры, нежить, (англ. the undead). Тема оборотничества проявляет в себе элементы как архаичного тотемизма, при котором оборотень может оказаться культурным героем, со-работником демиурга так и обряда инициации, при котором сохранение возможности быть оборотнем оказывается принципиальным отказом от полного очеловечивания и восприятия себя, как человеческой личности. С другой стороны, вампиризм ничто иное, как один из вариантов самообожения в смерти: если классическое самообожение в смерти предполагало обретение некой сверхчеловеческой формы жизни, то вампиризм предполагает некое неопределенное состояние — не жизнь и не смерть. В то время, как высокая культура (в том числе и литература) пытается найти некие новые формы человеческого целеполагания для развития человечества, массовая культура находится на пути к тому, чтобы объявить новой целью бытия человека ранее отрицавшийся путь буквальной анимальности, с одной стороны, и, с другой стороны, смерти уже не как способа перехода к новой форме высшего существования, но как собственно новой формы бесконечного существования, покоящейся не на добровольно принятой смерти, но на бесконечных убийствах и воспроизводстве себе подобных[15]. Сегодня это явно и открыто проявляется не только в массовой литературе, но «перешло» на телеэкраны в виде мультфильмов (и мультсериалов), а также киносериалов и кинофильмов. Помимо этого, сегодняшний телеэкран, как и литература (массового потребления) полна страстей и преступлений, борьбой между человеком и природой своего рода человек ищет проявление драматизма и чувственности. Это не столь признак отсутствия здорового вкуса, но более глубинной проблемы – это есть попытка пробиться через поверхностную рутину своего бытия, но эта попытка удовлетворения своей потребности на самом деле крайне убога в решении данной проблемы[16].