В связи с чем, нынче секулярное философское мышление отныне не считает для себя возможным критиковать религию и выносить суждения об Абсолюте. Вместо этого акцент делается на определение разумных пределов, разделяющих разум и веру. Каждая сторона накладывает на себя определенные ограничения и обязуется не переступать четко очерченные границы. Результатом этих действий должны стать: развитие такого отношения к иным религиям и мировоззрениям, чтобы оно допускало их легитимное присутствие в едином с ними дискурсивном пространстве; развитие позитивного отношения к независимости секулярного знания и связанных с ним институтов научных экспертов от знания сакрального, автономный прогресс секулярной науки должен перестать противоречить вере; признание религиями приоритета секулярных обоснований во время любых публичных споров. Такова стратегия постсекулярного философствования, или, лучше сказать, секулярного философствования в постсекулярных условиях, предлагаемая Хабермасом; это стратегия границ и пограничных постов, где каждая сторона знает свои пределы и довольствуется тем, что у нее есть, ни в коем случае не притязая на большее. Если каждая сторона будет строго следовать взятым на себя обязательствам, тогда искомый социальный мир будет установлен, а все конфликты будут решаться в процессе уважительных дискуссий, где каждая сторона готова пойти на уступки»[37].Именно Юрген Хабермас поднял вопрос о том, как с политической и общественной точки зрения будет влиять постсекуляризм на современное общество и что для этого надо сделать[38]. Для него в постсекуляризме должна сложится новая система взаимоотношений между светскими и религиозными группами. Эти условия подразумевают создание сбалансированных и справедливых механизмов выработки консенсуса в обществе, расколотом на разные фракции, каждая из которых опирается на свой интеллектуальный, культурный и ценностный фундамент. При этом каждая из сторон должна возложить на себя равное бремя по обеспечению плодотворной коммуникации[39].
С секулярной стороны должно прийти понимание того, что стоит умерить свой пыл и признать за оппонентами не просто право на полноценное существование и полноценное участие в политической и общественной жизни, но еще и признать наличие в религиозных высказываниях и содержаниях некоторого возможного истинного «когнитивного содержания», которое не может быть проигнорировано, но должно быть распознано и переведено на общедоступный светский язык, а затем использовано в целях укрепления оснований современного конституционного демократического государства. Религиозная сторона, в свою очередь, должна, во-первых, примириться с наличием иных религий и мировоззрений и занять по отношению к ним «эпистемическую установку», то есть признать свою готовность иметь эти альтернативы в виду, не подвергая, естественно, сомнению исключительность собственного учения о спасении. Во-вторых, религиозные граждане должны занять «эпистемическую установку» по отношению к «своенравию секулярного знания и к общественно институционализированной монополии научных экспертов на знание». Наконец, в-третьих, «религиозные граждане должны найти эпистемическую установку к тому приоритету, которым секулярные основания обладают и на политической арене». Если обе стороны окажутся готовыми возложить на себя подобное бремя, то в этом случае постсекулярное общество окажется устойчивой и взаимовыгодной формой существования носителей разных мировоззрений[40]. Последнее из выдвигаемых требований к религиозным гражданам наиболее интересно: Хабермас как рационалист однозначно утверждает эпистемологический приоритет секулярного мировоззрения, то есть последнее является более рациональным, более универсальным и, соответственно, более весомым с точки зрения своего статуса. Не будем сейчас останавливаться на вопросе о том, насколько эта позиция Хабермаса верна, отметим лишь, что данный вопрос является пунктом, в котором разворачиваются наиболее активные дискуссии, касающиеся постсекулярного общества: если секулярное мировоззрение более весомо, а религиозное мировоззрение менее весомо, но при этом последнее все же может участвовать в публичных дискуссиях, то где находятся пределы такого участия? Где именно должен быть установлен тот фильтр, который будет отсекать религиозные содержания, пропуская их дальше лишь при условии их перевода на универсальный и общедоступный язык секулярного мировоззрения? При входе в публичное пространство? При входе в институты светского государства? При входе в нормативные документы светского государства?[41]. Постсекулярное — это не только новая реальность или же новая нормативная установка, но еще и новый взгляд, через который можно совершенно иначе взглянуть на наше прошлое и поставить под сомнение некоторые расхожие и, казалось бы, самоочевидные вещи о которых вещали сторонники секулярного мировоззрения. И это последнее понимание, безусловно, является наиболее интересной, перспективной, но, к сожалению, и наиболее игнорируемой составляющей постсекуляризма[42].