При выше сказанном стоит отметить то, что стратегия Хабермаса имеет ряд очевидных недостатков. Два из них — это, во-первых, запрет для разума рассуждать о метафизическом, как и философии в целом приведет к тому. Что место разумного займут различные псевдо-представлениям, которые будут доводить понимание о метафизическом до полного абсурда. Так же подобный разброс суждений в метафизической области мышления не позволит производить межрелигиозный диалог т. к. у конкретных религий уже не будет своих весомых метафизических аргументов против других религий, все становится в этой области дозволенным и «съедобным»[43]. Во-вторых, модель Хабермаса работает, лишь если все стороны готовы в полной мере соблюдать те ограничения, которые на них накладываются. Но эти ограничения имеет смысл принимать, лишь если есть согласие относительно самих устоев современного общества[44]. Своего рода это тоже некая утопия. Сам Хабермас прекрасно понимает эту трудность.
Вообще тема теологии начинает все более и более заполнять общественное пространство и умы людней. В результате чего это неминуемо затрагивает все более философское пространство. В связи с чем возникают критики данного явления. Так Доминик Жанико автор термина «теологический поворот», а также американские исследователи Энтони Пол Смит и Дэниел Уистлер во вступительной статье к сборнику «После постсекулярного и постмодернистского: новые статьи о континентальной философии религии» резко говорят о том, что в целом философия (и в частности особенно феноменология философии) стала все более «загрязняться» теологией и очистить философию с помощью установки четких границ. Но со слов иных специалистов это своего рода приводит к обратному эффекту, когда философия превратится в ту же теологию с четкими границами за которые не дозволительно будет выходить[45]. Для многих «возвращение» теологии снова на общественную сцену, кажется опасным явлением, отпечатком Средневековья, но постсекулярность, в отличие от десекуляризации, подразумевает переход через секулярное, через процессы, связанные секуляризацией; именно переход, а не обратное колебание маятника в прошлое, что предпологает собой десекуляризация[46]. Постсекулярность не предполагает никакого возврата в Средневековье. Более того, никакой возврат к Средневековью уже невозможен, разве что только в риторических фигурах речи. Невозможность подобного возврата обусловлена тем, что новая постсекулярная ситуация возникает на фундаменте, заложенном в ходе многовековых процессов секуляризации. Постсекулярная реальность — это реальность, вырастающая изнутри динамики, заданной современностью, а значит и секуляризацией[47].
Постсекулярное общество — это такое место, где диалог между различными религиями и между религиями и светскими мировоззрениями не является конфронтацией самодостаточных идеологических вселенных. Постсекулярное общество — это встреча, которая оказывает преображающее воздействие на каждого из участников, пробуждая в них процессы саморефлексии[48]. Стоит вспомнить о том, что ключевым понятием для описания процессов секуляризации была «дифференциация», то есть отсоединение религии от политики, экономики, права, культуры и прочих сфер, то ключевым в постсекулярном контексте становится понятие «гибридизации» и, соответственно, «гибрида» — то есть формирование причудливых переплетений между религиозными и политическими, экономическими, правовыми, культурными и прочими элементами[49].