В сравнении с Россией политическо-идеологический элемент религий не был характерен для постсекулярных западных обществ. Что сегодня является чуть ли не главным составляющим элементом в постсоветской религиозной динамики[11]. Поэтому особенностью российского постсекуляризма является его соединение слабой личной религиозности с сильным идеологическим влиянием доминирующей религии, претендующей на мировоззренческую легитимацию власти, объясняются особенностями советской секуляризации[12]. О подобном пишет и Дмитрий Узланер ссылаясь на мнение ряда исследователей[13]. В отличие от западной модели секуляризма симфонический, или православный, секуляризм не подразумевает четкого разделения религии и политики. Религия предстает как инструмент государства и базовый элемент коллективной идентичности, а не поиск индивидуального духовного спасения. Такое восприятие предусматривает вмешательство государства в решение религиозных вопросов и уважение политиков к традиционным религиям –тем, которые имеют исторические корни в данном обществе. Но такое понимание религии практически не затрагивает вопросы веры и мировоззренческие проблемы. Подобная форма массовой религиозности присуща и постсекулярной России[14].
Стоит понимать специфику использования терминов «секуляризация», «секулярное общество» и «постсекулярное общество» применительно к России, необходимо помнить, что за ними скрываются смыслы, отличающиеся от смысла тех же терминов, отражающих западный опыт. Если результатом западной секуляризации стала плюралистическая культура, отделение религии от власти, обеспечивающее свободу мировоззренческого выбора и принятие индивидом ответственности за собственные мировоззренческие предпочтения, то десятилетия господства советской политической религии законсервировали идейную монолитность официальной культуры, формирование которой замедлило процесс культурной дифференциации, начавшийся в России до революционных Событий 1917 г. Совесткое общество по сути представляло собой единую «церковь», религиозную общину спасающихся, устремленную к будущему новому миру и вынужденную постоянно бороться со злом как внутренним, так и внешним"[15]. Господство советской политической религии оказалось непрочным и по историческим меркам недолговечным, но это привело все же за эти годы к традиции сакрализации власти и государства и при этом подобная практика не исчезла, будучи реализованной в постсекулярной России благодаря возобновленному союзу власти и религии, тем более что корни этого союза более глубокие, чем у советской политической религии и восходят к православному идеалу симфонии светской и духовной власти"[16].
Все выше сказанное привело постсекулярное в России под угрозу ее идеологической инструментализации и использования для оправдания поворота к так называемым «традиционным ценностям». Это стало возможным в силу очень слабой развитости нормативного измерения российской постсекулярности (истинного понимания того, чем является на самом деле постсекуляризм и понимание его) от чего это явление в российском обществе пытаются подстроить под себя различные политические и общественные силы, в отличии от Запада где, нормативное измерение постсекуляризма существует и его понимание ( в меру его развития) является важнейшим элементом в западном контексте[17].
Постсекуляризм описывает конец эпохи секуляризации, что в российском контексте обозначает конец советского атеистического проекта и начало постсоветского религиозного возрождения или десекуляризации"[18], но к сожалению в ситуации современного российского православия, в котором преобладает богословский антимодернизм, постсекулярная теория слишком часто интерпретируется и будет интерпретироваться далее под час лишь как «основание для религиозного реванша в социополитической сфере».[19]
Сегодня ряд исследователей считают, что из-за слишком тесной связи Православной Церкви и Государства, и власти в России стоит ждать коллапс (своего рода лопанье "церковного пузыря") православия в России. Сегодня все чаще люди, которые долго и верно ходили, служили в церкви громко заявляют о своем уходе из нее и при этом открыто заявляют о своем негативном опыте в церкви [20]. Так называемый «феномен «бывших»—это наиболее яркое свидетельство окончания проправославного консенсуса, равно как и религиозного возрождения[21]. Но с данной точкой зрения можно и не согласиться (имеется ввиду феномена бывших, как показателем будущего церковного коллапса в России). Да, есть проблема, но бывшие были всегда в истории Церкви, просто возможность озвучить свои претензии к Церкви и донести их к большему количеству публики гораздо проще, чем ранее. Но нельзя не согласится с тем, что угроза повторения судьбы государства, власти и Церкви на примере 1917 г. не существует. Может в иной форме (хотя практика показывает цикличность в вопросе восстаний и революций в России), но возможна.