1. Право владеть недвижимыми имуществами и, в частности, землями, ненаселенными и населенными (села с хлебом, скотом, нивами и прочее). Монастырям могли покупать земли и угодья (луга, острова, озера, реки с рыбными и бобровыми ловлями) и принимать от жертвователей, а также покупать людей для заселения своих земель.
2. Монастырям предоставлялось право призывать на свои земли и в свои села как прежних жителей, так и новых.
3. Право пользоваться оброками и вообще повинностями от своих поселян и доходами с своих владений. В некоторых грамотах князья прямо говорят, что отдают монастырям свои села со всеми пошлинами и доходами, какие прежде сами получали с тех сел.
4. Право тарханное, освобождавшее монастырских поселян и владения от оброков и повинностей казенных или княжеских.
5. Право суда над своими монастырскими людьми и неподсудности этих последних судам гражданским.
Почему то забыв о дарованных Ордой православной церкви льготах, митрополит Платон в Краткой церковной истории весьма лицемерно пишет о том, что: «С непостижимым, с истинно христианским смирением приняли мы это тяжкое, невиданное на земле иго»»[62].
Что касается экономического положения Русской Церкви, то за период монгольского ига, Церковь приобрела некую материальную базу для своей деятельности. Так как церковные земли были ограждены от вмешательства властей (как русских, так и монгольских), в связи, с чем эти земли стали центром развития сельскохозяйственного производства. Увеличиваясь и крестьянскими деревнями. Не случайно (со слов Струве), начиная с сер. XIV столетия сельских жителей стали называть крестьянами (или христианами). Данный термин был введен Церковью. В частности, впервые это понятие было введено в грамоте митр. Киприана монастырю св. Константина в 1391 г. Тем самым подчеркивалась духовная их зависимость от монастыря. Большое количество земельных наделов принадлежащих Церкви повлияло на то, что постепенно крестьянами стали называть на Руси (уже к концу первого столетия монгольского ига) уже всех жителей деревень[63]. Крупнейший по земельным наделам Кирилло-Белозерский (ему принадлежало до 20 тыс. крестьян), был особенно любим московскими князьями и царями. Быстро растущие монастыри, которые забирали себе лучшие общинные земли, вызывали возмущение крестьян. Уже в XIV в. прокатилась волна поджогов монастырей - Кирилло-Белозерского, Ферапонтова, Махрицкого, Переяславского, Соловецкого. Помимо этого, монастыри обзавелись своими застенками и тюрьмами. Множество людей бессрочно заточались в монастырских тюрьмах на 15–20 лет, а иногда и на 50–60 лет. В тюрьмах при монастырях придавали порой особым пыткам: людей распинали на дыбе, жгли, увечили и колесовали. Что касается беглых монастырских крестьян то с ними не церемонились вообще, расправлялись жестоко и беспощадно — им выкалывали глаза, отрезали носы и уши[64]. В связи с происходящим П. Я. Чаадаев вопрошал:
«Почему русский народ впал в рабство, после того как стал христианским народом?… Пусть православная церковь объяснить это явление. Пусть скажет, почему она не возвысила материнского голоса против этого отвратительного насилия одной части народа над другой»[65].
Известен ответ митрополита Киприана игумену Афанасию по поводу дарованного села князем для монастыря: