Можайскова И. В. пишет о том, что одной из основных причин погрома Церкви является то, что Церковь «срослась» с светской (царской) властью. И отрицание самодержавия волей не волей приводило к отрицанию Церкви и всех ее институтов, и мировоззрения[53]. В результате чего (отказ от христианских принципов бытия), привело к тому, что, став «свободными» и навсегда «сбросив» с себя «вечные истины», человек освободился от большого количества нравственных норм. Над ним «не виснет» более «не Бог ни совесть» и потому отвергнув вечные истины человек ощутил возможность переделывать общество согласно своим представлениям ради идеала «светлого будущего», в рамках которых и сформировались совсем иные нормы нравственности и морали. Об этом писали такие видные русские философы, как: С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк и др[54]. Помимо выше сказанного о. Александр Мень пишет о том, что Бог по сути даровал Церкви период атеизма и антихристианского движения т. к. если бы не период воинствующего атеизма, то его бы захлестнуло еще более худшее движение, где христианский мир задушили бы атеисты, которые имели бы облик Христа. Потому, о. А. Мень считает, что атеизм произвел великий исцеляющий эффект придавшей оздоравливающие силы для Церкви[55]. Вместе с тем, когда речь идет о духовной жизни народа, простых обращений к разуму недостаточно. Коммунизму надо было обладать еще чувством масс – дать им новую этику, новую символику, новое отношение к советской государственности. И советской власти это удалось совершить, воздействуя на воображение масс. Психологи говорят о том, что в борьбе между волей и воображением всегда побеждает воображение (контролируемое воображение – не путать с мечтательностью). Благодаря контролируемому воображению, человек и целые сообщества могут сделать то, что выходит за рамки традиций и правил, остается лишь не много захотеть этого и тогда все возможно. Контролируемое воображение было использовано большевиками для создания советской государственности[56].
Конформизм (приспособленчество, бездумное следование общим мнениям – Ц.П.), стал своего рода вынужденной мерой жизни общества в целом. Пришло призрение к законам и нравственным ценностям, равнодушие и жестокость все это были плоды безразличия к нравственному фундаменту общества и его разрушения, приведшего неминуемо к нравственной и духовной деформации общества начала советского периода правления[57].
Говоря же о Лютеранской Церкви то ее существование с второй половины 30-х гг. XX века официально было уничтожено. К 1 декабря 1933 года, только в РСФСР с 1918 по 1931 год было закрыто 662 лютеранских молитвенных здания[58]. На основе тщательного анализа биографий 352 пасторов, можно сделать вывод о том, что всего за 20 лет советской власти из 352 лютеранских священнослужителей были арестованы, репрессированы, осуждены около 130 человек, из них примерно 100 отбыли длительные сроки заключения в лагерях, 22 умерли в заключении, 15 были расстреляны органами ОГПУ, 4 пропали без вести. Более 100 пасторов эмигрировали из страны (с 1917-1925 гг. выехало около 70 из них, а с 1925-1938 – еще ок. 30), в начале 40-х гг. страну покинуло 7 проповедников, а в 70-е годы – еще 2. К середине 1937 года, деятельность религиозных организаций в Советском Союзе была фактически прекращена[59].
Стоит отметить то, что все же не стоит говорить о том, что Церковь не сопротивлялась. В качестве примера важно привести движение “непонимающих», которое сформировалось к 1927 г в качестве ответа на так называемую декларацию «Об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти» (при Заместители Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Старогородского)). Это движение быстро набрало силу. По началу в него входило пятьдесят архиереев, но затем еще больше. Особый подъем возник в процессе гонений на Церковь при Н. С. Хрущеве, хотя большинство представителей этого движения и погибли в тюрьмах и лагерях, но оно несло свое политическое мнение в отличии от официальных представителей Православной Церкви в СССР[60].
Так же в данной книге хочу затронуть другую тему, которая всегда у нас в России вызывало некое напряжение и даже раздражение – это «еврейский вопрос». Сразу предупрежу, что я по национальности не еврей вовсе. Чтобы не думал читатель о каком-либо предвзятом отношении автора к данной теме.