- М-м-м-м-м??? – издал вопросительный возглас проигравший, очевидно, спрашивая, сколько ещё он должен терпеть такое издевательство.
- Ты даже половины не выдержал! – сказал один из его друзей с недетским злорадством, из чего Маргарита заключила, что время давно вышло.
- Не может быть! – взвыл висящий.
- Он врёт, две минуты истекли! – не перетерпел мук совести второй товарищ. Тогда первый от обиды дал хороший подзатыльник своему честному приятелю. Мальчишка с облегчением разжал пальцы, тяжело приземлился на пол и нахально поставил руки в боки.
- Теперь ваша очередь, как и договаривались! – объявил он. Школьники, надо отметить, несколько толще своего спортивного одноклассника, с кислым видом подошли к лестнице (как будто на эшафот))) и тоже повисли на ней виноградными гроздьями. Но не продержались они и двадцати секунд, как за их спинами раздался вопль: «Ах, вы «…»! Я весь университет обыскала, с ног сбилась, уже ни в чём не повинных студентов подозревать начала, а вы здесь вытворяете такое!» Ребята (девочка вдруг увидела поразительное сходство между всеми тремя) отвлеклись от своего спора и с ужасом повернулись в сторону коридора – там стояла взмыленная взбешённая женщина-преподаватель. «Взгляд как у Медузы-Горгоны», - невольно содрогнулась Ритка.
- Бабушка?.. – испуганно пискнул самый спортивный мальчик. «Теперь ясно, что в институте делают дети», - сложила два и два наблюдающая.
- Не-е-е-ет, - злорадно протянула та. – Отныне я для вас, негодяев – Олимпиада Максимилиановна, потому что ни один родственник не сотворит с вами такого, что сейчас я… Куда вы? Стоять, ждать заслуженной кары! – и погналась за с визгом убегающими внуками. Ритка проводила семью смеющимися глазами. «Прав был Андрей, их учительница по литературе – сущая ведьма!» - подумал она с неким одобрением. Женщина вызвала у девушки скорее веселье, чем раздражение. Дребезжащая мелодия, созывающая на занятия, подняла Марго с пола, заставила её отряхнуть портфель и зайти в ближайший кабинет астрономии. На пороге студентка остановилась как вкопанная и напрягла слух: судя по жалобному далёкому вою, коротенькие ножки хулиганов не спасли их от разгневанной бабушки. Напоследок довольно улыбнувшись – поделом! – она ступила в залу, моргнула… И уже шла домой несколько часов спустя по широкой грязной улице, положив на плечо раскрытый, полностью прозрачный зонтик. Ужасная погода! Моросит, слякоть под ногами, темно – настоящий ноябрь! «А дома тепло», - про себя ворчала Маргарита: «Мама с папой уже давно освободились и ждут меня. Конечно, ведь нас задержали в университете ради сомнительного мероприятия, словно у нас собственных дел нет! (оказалось, все педагоги по приказанию директора привели своих маленьких детей, чтобы на открытом уроке «связь поколений» познакомить чад с «умными людьми» и перепоручить студентам опеку над малышами, в то время как сами они пили чай со сладостями). Сегодня последний день осени, и родители, наверное, испекли апельсиновые печенья с лимонными кексами. А мне до квартиры добираться ещё более получаса!» Рита сама не поняла, что же толкнуло её на тот поступок: или пронизывающий ветер, или сгущающийся мрак, или усталость, или мечты об уюте, но девушка, обычно от метрополитена идущая пешком, неожиданно захотела преодолеть остаток пути на общественном транспорте. Если бы она издалека заприметила огоньки приближающегося к остановке автобуса, то в сердцах бы ругнулась, без надежды махнула рукой и скоро бы забыла о досадной неприятности, но по воле рока горящие фары дразняще замигали совсем недалеко, рукой подать, как будто звали, упрашивали. Они многократно усилили Риткины грёзы о родной светлой комнате, вкусном ужине и заботливых родителях, и девушка больше не могла терпеть: уже на бегу она поправляла сумку на плечах, на бегу складывала зонт, на бегу искала кошель, и чем быстрее она неслась, тем явственнее представляла себя дома, в котором не была целую вечность. Остановка уже совсем близко, осталось чуть-чуть - лишь спуститься по лестнице, а внизу желанная награда в виде свободного сиденья у мутного окна. Студентка как обезумела: в её голове навязчивой идеей билась лишь одна мысль.