Всё испортила лужа. Маленькая, у края дороги, подмёрзшая за вечер. Которую Марго не заметила. Рита замесила в слякоть ногой тонкий лёд, ботинок поехал вправо, девушка поскользнулась, тело её опасно накренилось, она взмахнула руками… и зависла. Она бы удержала равновесие, точно бы удержала. Если бы не новый гладкий рюкзак, что благополучно по мокрой куртке сполз на голову хозяйки. Свист в ушах, несколько мерных, скатывающихся ударов о ступеньки, резкая боль в спине и спасительная темнота.
***
Маргарита злилась. Нет, она была в ярости, да в такой, что любая еда должна прокисать от её ядовитого взгляда. Впрочем, готовили здесь настолько отвратительно, что испортись несколько продуктов, на вкусовых качествах блюд, как будто пластмассовых, это никак не отразилось бы. Порой девушке казалось, что повара по наказу начальства просто пытаются отравить клиентов, чтобы побыстрее освободить места для всё пребывающих и пребывающих больных. Например, совсем недавно Рита, как знатная особа, хозяйничала в целой палате, теперь же ей и ещё четырём её соседкам приходилось ютиться в одном помещении. Но хуже всего то, что вся злость была направлена на себя, конечно, ведь других виновников происшествия нет – Марго целиком и полностью ответственна за своё нынешнее положение. Неужели она не могла подождать десять минут? Неужели таким ужасным ей представилось тогда простоять лишнее время под навесом остановки? Почему она, всегда такая осторожная, предусмотрительная, решила рискнуть – и ради чего? Чтобы немного пораньше вернуться в квартиру? «Молодец, теперь благодаря твоей нетерпеливости мы дом не скоро увидим», - похвалила себя девочка: «Анна Не-помню-какая-фамилия сказала, что ещё на две недели я пленник больницы №123». У Риты с детства развилась неприязнь к подобного рода заведениям: болела она очень редко, поэтому вынуждена была узнавать о госпиталях из рассказов других, её сверстников, а дети всегда любят преувеличить, так что к восемнадцати годам студентка если не боялась, то опасалась лечебниц; во-вторых, девочка, словно пуповиной, связалась с маленькой родной спальней, и каждый день вне дома усиливал гнетущее чувство в Риткиной груди. Единственной отрадой оставалось то, что родители приезжали каждый день в одно и то же время, когда заканчивали работать, развлекали дочку, убеждали, что скоро она вылечится и уедет вместе с ними из этого жуткого санитарно-белого места, и Волкова с нетерпением ждала вечера. Ещё проницательные мама и папа постоянно привозили суточный рацион еды, чем несказанно радовали юную пациентку: смотреть на потуги местных поваров состряпать хотя бы что-нибудь съедобное было жалко.
Сегодня особенный день – так бы сказала Рита недельной давности, но нынешняя девушка уже привыкла к тому, что кто-то выздоравливает, кто-то заболевает и занимает койку прежнего товарища по палате, кто-то отправляется страдать домой и портить жизнь родственникам, в общем, люди меняются. Поэтому Маргарита никак не отреагировала, кроме короткого «Здравствуйте» (да, здоровье здесь никому не помешает) на появление ещё одной пациентки – весьма преклонного возраста дамы с радикулитом. «Спиноломы» или «Колясочники» - такие обидные устрашающие прозвища давали врачи обитателям Риткиной палаты. Девочка не успела воспринять эти слова близко к сердцу – почти сразу узнала, что то был лишь чёрный юмор персонала, не предназначенный для чужих ушей, однако новых посетителей пугал сильно. Волкова мгновенно успокаивала несчастных, но почему-то не могла пересилить себя и предупредить новых соседей раньше. Порывшись в себе (времени, видит Бог, хватало), она с ужасом осознала, что ей было необходимо посмотреть на «живую» реакцию пациентов на жуткую новость. Что с ней такое? Неужели она жестокий маньяк или, того хуже, извращенец? Но ведь удовольствия от наблюдения за чужим страхом она не получала, наоборот, чувствовала вину и стыд. В чём же тогда выгода? Она способна на такие издевательства ради материала для книги? Ах, бесчеловечно, эгоистично!
- Что же ты о себе в столь юном возрасте не заботишься, - подала голос из угла напротив сегодняшняя старушка. – Какой у тебя недуг, внученька?
Марго незаметно поморщилась – она не любила, когда её отвлекали от размышлений, даже неприятных. А ещё не выносила, когда её так называли, даже настоящие бабушки, пока ещё были живы.