Я мгновенно взмок, а затем вдруг почувствовал, что эмоции отступают. Словно нейтрализующее поле погасило не только высокие энергии, но и сильные эмоции. Потянулся к эффектору меча (земная поставка), но мысль: «Зачем? Пришло время смерти…» — остановила меня. Действительно, зачем? Корвет Врага прорвался сквозь зенитный огонь ПКО и накрыл Узел прессом нейтрализующего поля. Выйдя в главный коридор, я взглянул на обгорелый труп Рада, основного пехотинца Диктата — «Зачем? И как?», — гора мышц, когтей, щупалец, блестящая кое-где металлом — при жизни он мог меня разорвать пополам одним движением. Я ничего не смогу сделать против него с одним энерго-мечом, который ни разу не держал в руках, а сейчас их несется сюда, наверное, не меньше тысячи.
Обходя трупы других врагов и кучи металлических обломков, я вспомнил, как часть атакующей волны, в невероятном рывке под нашим шквальным огнем, единиц четыреста живой силы, сумели прорваться в холл Узла при поддержке своих дроидов. И как земляне уничтожили их в скоротечной, но отчаянной схватке. Нити лазеров, всполохи излучений, крики, рёв, брызги красной и черной крови, разорванные тела, потоки расплавленного деккамня и кипящего пластика, силуэты из жирного пепла на стенах, вонь горящего масла и дурманящий запах крови. Тогда погибло больше сотни землян. Сейчас же их, наверно, осталось человек тридцать, даже меньше чем нас. И я, почему-то, хотел видеть, как они умрут.
Я, наконец, добрел до выхода из Узла, дивной красоты место когда-то в прошлой жизни, и, увидев землян, замер в изумлении. Их доспехи меняли цвет и форму. Перед моими глазами мелькнула картина из исторического голо — войны до открытия кинетического оружия. Мелькнула и исчезла, она была уже не нужна. Передо мной стояли земляне в древних боевых доспехах цвета антикварных стальных клинков, грозные обводы которых имитировали мужские формы. Могучие воины древних мифов. Они стали Смертью — любой удар коленом, локтем, кулаком, головой был теперь смертелен из-за боевых шипов. И не видел я в их фигурах ни капли страха перед смертью, что близится к ним. Кто-то из них заговорил на каком-то редком из земных языков, а секундой позже его слова подхватили все они, а затем и допреальность подтянула нужный словарь, наложив озвучку перевода. И у меня встала дыбом шкура, и всё тело пробила дрожь от этих простых, отшлифованных сотнями лет битв и смерти слов.
Я вижу перед собой отца, мать, братьев и сестер и весь род свой до первого предка и зовут они меня к себе, в Славу, где храбрые воины живут вечно. А за моей спиной стоят дети, внуки, правнуки и весь род мой до последнего колена, и в каждом из них есть часть меня, ибо от сотворения мира я отдаю свою жизнь за них.
Я не заметил, как мои губы начали повторять эти слова вместе с ними. Мне казалось, что я всю свою жизнь знал их и даже раньше, когда меня еще не было, они многое значили для меня. Потому что в них была правда, которую мой мир старался зачем-то вытравить из меня. Но которая жила в моей крови, несмотря ни на что… Разве не высшая честь для разумного погибнуть за своих потомков? Разве не так гибли мои предки от сотворения мира, своей жизнью покупая часы, минуты, секунды мира нам, пришедшим после. И разве нет во мне части их и тех их слов, что они говорили, глядя в глаза смерти и вспоминая тех, кто придет за ними…
Я включил меч и шагнул в ряды землян, становясь плечом к плечу с теми, кто напомнил мне эту истину.
А затем в холл Узла ворвались враги и наш строй, строй воинов качнулся им навстречу, занося клинки.