— Разрешите доложить, товарищ полковник! Инвалид Великой Отечественной войны Петро Яковлевич Цвях прибыл для получения правительственной награды.
Полковник приказал дежурному позвать всех офицеров военкомата, всех работников. Когда они собрались, он поднял руку и срывающимся голосом заговорил:
— Нам, недавним воинам, вернувшимся с фронтов, выпала большая честь... Мы поджигали вражеские танки и уничтожали фашистских поработителей... Мы. знаем цену утраты боевых друзей и цену победы... Сейчас перед нами человек большого сердца и мужества, совершивший выдающийся подвиг. Петро Цвях, пренебрегая смертельной опасностью, пробрался через линию фронта, чтобы спасти жителей своего села, — фашистские выродки их собирались сжечь, согнав в местную церковь. А когда случилось так, что советские гвардейцы должны были оказаться на минном поле, он не колеблясь бросился на мину и взорвал ее... Командование армии отметило подвиг Петра Цвяха высокой правительственной наградой — орденом Красного Знамени. Лейтенант Сенченко разыскал героя и дал нам возможность по достоинству оказать ему честь. От имени Президиума Верховного Совета я вручаю Петру Яковлевичу Цвяху высокую награду. — Полковник наклонился, прикрепил орден к рубахе Петра. Пожал ему руку, тепло улыбнулся. — А это подарок от военкомата, — он развернул внесенный офицером большой пакет. — Отрез на костюм, пальтишко, шапка, материал на рубашки, немного нижнего белья и продуктовые талоны на усиленное питание. Обещаю тебе, Петро: мы попросим самых лучших наших докторов, и они сделают все возможное, чтобы облегчить твои муки. Все затраты мы берем на себя. Еще и еще раз поздравляю и низко кланяюсь тебе, солдат! — Полковник отступил на шаг, склонил голову.
Офицеры, сотрудники военкомата подходили к Петру, пожимали ему руку, поздравляли с наградой, благодарили Сенченко за то, что не забыл хлопца, вернулся, позаботился...
Иван Сергеевич отнес онемевшего от удивления, от неожиданного чествования Петра на телегу, дыхнул на орден, протер его рукавом:
— Я четыре года в разведку ходил, но до Красного Знамени не доходился. Знаешь главный солдатский закон? Сам погибай, а товарища выручай. Взаимовыручка называется.
Они опять поехали на базар. Проезжая мимо каменщиков, которые укладывали первые кирпичи в здание нового вокзала, Сенченко вполголоса сказал:
— Присматривайся, человече! Вон тот, крайний, без правой руки, видишь, как орудует одной левой?
— Почему бы и нет? — впервые за весь день отозвался Петро. — Ноги на месте...
За вокзалом, привязанный ремешками к четырехколесной тележке, безногий человек сваривал трубы водопровода. Иван Сергеевич кивнул в его сторону.
— У человека нет ног, но есть руки. Не покорился злой судьбе.
— Обе руки, — вздохнул Петро. — Не то что у меня...
Подхватив Петра, Сенченко понес его к деревянной развалюхе неподалеку от базара. Возле нее у протоптанной к реке тропинке, положив перед собой миски или фуражки, сидели калеки, выставив из-под лохмотьев кто обрубок руки, кто исполосованную шрамами культю ноги. С жалобными стонами они просили милостыню у прохожих.
— Смотри! — сурово сказал Сенченко.
— Не хочу! — отвернулся Петро.
— Смотри! Смотри все! — Сенченко понес Петра за развалюху. Там, примостившись в бурьяне, двое безруких пили горилку прямо из бутылки. Третий, сидя рядом в луже, мокрый и грязный, вытирал с лица слезы и пьяно орал:
— Хватит! Хватит! — задергался Петро, вырываясь из рук Сенченко. — За что ты меня мучишь?
— Есть другие инвалиды. Ты их видел. У них нет вдоволь ни воды, ни еды. Но они работают. Вместе с детьми переживают лихолетье в землянках, в подвалах и не гнутся, не отчаиваются...
Петро поднял руку, обхватил шею Ивана Сергеевича, прижался к его колючей щеке:
— Я тоже не согнусь. Обещаю... Поверь мне. Я буду слушаться тебя, как родного отца...
Сенченко вскопал приусадебный участок, посадил картошку, лук, укроп, огурцы, помидоры.
Однажды он взял купленный в Тернополе велосипед и надолго куда-то исчез. Даже бабалька встревожилась, пожаловалась соседке:
— Еще какая-нибудь куцехвостая выдра привяжет к себе моего Ивана. Они теперь табунами ходят, а мужиков-то — кот наплакал. Хватит пальцев на руке, чтобы сосчитать.
После возвращения Ивана Сергеевича они вдвоем закрылись в светлице, долго о чем-то говорили. Бабалька успокоилась, и все у нее в руках, казалось, горело.