— Феодосия или Трапезунд. Таврида и Армения. Мда. А потом оттуда дальше в земли ромеев?
— Совсем необязательно. Большая часть рабов там и остается — на местах они очень нужны. И не только рабы. Родичи мои туда на заработки уехали, да так и остались[3].
Беромир выдержал небольшую паузу, словно обдумывая все сказанное ему. Пытаясь углядеть какие-то последствия. Потом кивнул и резюмировал:
— Будет славно, если удастся прояснить судьбу того полона. И выяснить, как их можно освободить.
— Но сразу скажу — ничего не обещаю. Это дело такое… — развел руками собеседник.
— Я все понимаю. Давайте вернемся к торгу. Вы знаете мои условия?
— Мы разное слышали. Лучше сам скажи, что предлагаешь.
— Арак в присутствие Вернидуба освободил меня от всяких платежей на три лета. Как пострадавшего от набега. Одно уже прошло. Есть еще два. Чем я воспользоваться и хочу, и вас приглашаю.
— А он будет выполнять свои обещания?
— Прошлым летом выполнил. Как поступит этим — не знаю. Но мы попробуем подготовиться. Если выставить к этому торгу полтора-два десятка человек с копьями и щитами — Арак не рискнет открыто шалить. Скорее всего, промолчит и отправит кого-нибудь набег, а это либо осенью поздней придет, либо по весне или даже ранним летом. Так или иначе, мыслю, этим летом торг вполне состоится с ромеями. Кроме того, быть может, удастся договориться с Араком за долю лично ему. Все-таки Златка, моя будущая жена, племянница жены Сарака. Родственница. Но надежды на это мало. Впрочем, даже если не сладится — все равно разок расторгуемся.
— Добро. — кивнул самый старый представитель.
— Чтобы вам не подставляться под удар роксоланов я предлагаю оставлять товар мне. Шкуры там и прочий промысел. То, что выручим с продажи, поделим пополам. Либо сразу берите долю моим железом, но поменьше — не пять частей из десяти, а четыре. В конце концов, это мне тут с копьями бегать и от всяких тварей отбиваться.
— А не много ты себе оставляешь?
— Можете сами с ромеями торг промыслом вести. — пожал плечами Беромир. — Полагаю, вы прекрасно знаете, чем это закончится.
Они все скривились.
Знали.
И судя по выражению лица, относились к этим обитателем степей ничуть не лучше, чем иные. Видимо, потому и приехали к нему.
— Может, сразу дашь нам половину?
— Вы хотите, чтобы я вам предложил условия лучше, тем иным шести кланам? Почему?
— Кланам?
— Я так, на кельтский лад, зову большие рода. Чтобы путаницы не было. Семьи собираются в рода, а те в кланы.
Собеседники покивали, принимая ответ. Беромир же продолжил:
— А что вы не отвечаете? Я ведь не против уступок. Просто объясните, почему я вам должен предложить более выгодные условия, чем иным кланам.
— Зачем тебе столько?
— Вы видели этих ребяток. — кивнул он в сторону учеников. — Их надо кормить. Их надо одевать. Их надо учить и вооружать.
— Их же кормят собственные рода и… кхм… кланы. — произнес молодой представитель.
— Так, да не так. Они их обеспечивают только чтоб не сдохли. По самой малости. А им тяжело трудиться надо. Укрепляться. Есть им нужно намного больше, чем простым пахарям. Молотом махать не языком чесать — здесь и сила нужна, и выносливость. Без доброго кормления ничего из них не выйдет…
Понимание пришло не сразу.
Поначалу ходили по кругу, переливая из пустого в порожнее. «Лед тронулся» только когда им дали посмотреть изделия Беромира, пощупав их руками. И сакс, и копье, и прочее. Тигельный металл вызывал у них не то, что восхищение, но очень близкие эмоции.
Цокали языками.
Постукивали ногтем, прислушиваясь.
Опробовали на всяком.
Испытывали на изгиб да удар.
И если поначалу они были весьма упрямые и тугие, то теперь, после демонстрации поделок, поплыли как масло в печи. За ТАКИЕ ножи да топоры они, пожалуй, и на треть согласились бы. Ибо стоили они существенно выше объявленного Беромиром…
Где-то до обеда так и проболтали. После чего гости расположились отдыхать, а сам Беромир вернулся к текущим делам.
— Ты приметил уже? — спросила Мила, отведя его в сторонку.
— Что?
— Ученики твои шепчутся. И зыркают на тебя недовольно.
— А о чем они шепчутся, слышала?
— Что, де, ты служишь лишь Велесу. Оттого и измываешься над ними, идущими по пути Перуна.
— Как интересно, — покачал головой Беромир. — А кто у них заводила?
— Я не знаю. Лишь шепотки слышала. Едва разобрав, о чем они говорили.
— С чего они вообще бурчат?
— Тут никакого секрета нет. — грустно улыбнулась Мила. — Тебе не простили то, как ты Дрочилу[4] унизил. Он сын самого влиятельного старейшины Быстрых медведей. А ты — из худородной семьи. И негоже тебе с ним так обходиться.