...К лифту его вел Гиринг.
- Знай, собака, - тихо сказал он Тельману, - послезавтра мы с тобой будем разговаривать без этого размазни...
Но Эрнст почти не обратил внимания на угрозу. Мысли его были сосредоточены на одном: «Да, они готовятся. Неужели они развяжут новую бойню? О, будь проклята война!..»
В ОКОПАХ
Над ничейной полосой вставали уродливые черные фигуры, сотворенные из дыма и вывороченной земли Они походили на исполинских мертвецов в день Страшного суда. Это работала дальнобойная французская артиллерия.
«Вот они, большие драконы войны, о которых взахлеб писал Ницше, - подумал Эрнст. - А есть еще подводные лодки, они пускают на дно корабли с детьми и женщинами. Есть ядовитые газы, разрывающие легкие в клочья. Есть пожары, голод и насилие. И таких ли еще драконов дождется человечество, если вместо разума будут торжествовать злоба и зоологическая ненависть к другим народам...».
Эрнст прислонил винтовку к брустверу, поправил на голове стальной шлем и огляделся. Слева траншея завалена взрывом, и на ее гребне лежит человеческая рука, оторванная по локоть. Справа за бугорком валяется убитая батарейная лошадь. Ее удивленно распахнутый глаз уставился в синеву июльского неба. А. возле оскаленных лошадиных зубов торчит полевой колокольчик, такой же светло-синий, как небо.
Когда, набегает ветер с тухлым запахом взрывчатки, колокольчик начинает качаться, а лошадь словно пытается сорвать цветок. Странно: кажется, будто колокольчик звенит под ветром.
«Это у меня в голове, - понял Эрнст. - Все-таки слегка контузило. Вот поэтому я и не слышу, как жужжат мухи над трупом лошади».
Он достал из кармана жестяную сигаретницу и закурил. За ближним поворотом траншеи мелькнула голова Ганса Эберта. Он подошел и остановился рядом, с головы до пят перемазанный рыжей глиной.
- Ты чего раскурился? Иди поешь, а то ничего не достанется. - Ганс говорил очень громко, как и все артиллеристы после боя.
- Жара, не хочется, - отказался Эрнст.
- Ну, тогда и мне дай сигарету, табак надоел. - Сделав несколько затяжек, Ганс с усмешкой сказал: - д ты, видно, пирогами сыт. Снова из дома прислали?
- Прислали, не забывают, - в тон ему ответил Эрнст. - Разве на солдатском пайке проживешь?
- Это правильно. А с чем пироги были?
- Сейчас покажу. - Из нагрудного кармана мундира Эрнст вынул сложенный вчетверо листок и протянул товарищу. Перекатывая во рту сигарету, тот молча стал читать. Эрнст ждал.
- Непонятно мне, - сказал наконец Ганс, - вот этот Карл Либкнехт - он кто? Имя и фамилия вроде немецкие, а пишет... Будто наш главный враг не в окопах противника, а в собственной стране. Интересно получается. А кто же тогда французы? Друзья, что ли? Вон их сколько полегло, да и наших много побили.
- Может, и друзья. - Эрнст повернулся к Гансу, бросил окурок на дно траншеи и затоптал его ногой. - Попробуй найди среди этих убитых и живых французов хоть одного лавочника или фабриканта. В кого мы стреляем? В таких же, как сами, рабочих и крестьянских парней. Так-то, брат. Выходит, не они наш главный враг. Их самих насильно загнали в окопы и заставляют умирать неизвестно за что.
- Значит, - развел руками Ганс, - для французов тоже не мы враги, а их буржуи? Я правильно понимаю?
- Правильно, Ганс! Втолкуй себе раз и навсегда: капиталисты затеяли эту войну ради своих интересов. Только воюют они не сами, а нашими руками, руками народа, потому что власть у них. И везде так - в Германии, во Франции, в России...
Они помолчали. Солнце над головой висело раскаленной добела сковородкой.
- Почему же тогда, Эрнст, буржуи нами командуют, почему не свернуть им шею? Нас же больше!
- Беда в том, что не все так думают, не все это понимают. Вот поэтому социал-демократы Карл Либкнехт, Роза Люксембург и пишут воззвания, чтобы раскрыть нам глаза, чтобы люди знали, кто главный враг. - Тельман взял винтовку, стряхнул пыль с мундира. - Повернуть оружие против буржуазии непросто. Вот если этого захотят не только ты да я, да еще два-три десятка солдат, а весь трудовой люд, включая армию, - тогда дело другое. Тогда скрутим шею буржуям, как ты говоришь. А пока, дружище, передай листовку товарищам, пусть читают. Да осторожней, время военное. Разговор, чуть что, будет короткий.
- Сам-то поосторожней. - Ганс, который был старше Тельмана, озабоченно посмотрел на товарища. - Держи ушки на макушке.
- Держу, - отшутился Эрнст. - Видишь, еще торчат кверху, а не висят лопухами.