За размышлениями он не заметил, как от штаба подошел командир в окружении заместителей. Смирнов пропустил, как положено, замов вперед, сам подошел к Доронину.
— Ну что, Доронин, особого приглашения ждешь? Готов к суду?
— Я-то готов, товарищ подполковник, только несправедливо все это. Вам не кажется?
— Казаться мне, Доронин, по должности не положено, но я предупреждал тебя – держись от Куделина подальше.
— Так мы что, в разных армиях служим? Почему я должен просчитывать каждый свой шаг, боясь попасть на заметку какому-то уроду?
— Все! Прекрати. Не заводись – себе хуже сделаешь. И болтай поменьше. Куделина речами не проймешь. Отмолчись. Дальше посмотрим.
Доронин вошел в клуб, присел на крайнее кресло предпоследнего ряда.
Следом зашел командир. Он занял место в президиуме, но не Смирнов играл сегодня первую скрипку, зам по воспитательной.
— Товарищи члены суда младших офицеров, прошу занять свои места.
Когда команда была выполнена, замполит обвел взглядом аудиторию.
— Доронин? Старший лейтенант Доронин?
— Я. – Александр встал.
— Вы что, Доронин, первый раз замужем? Проходите и займите свое место.
Александр прошел через весь зал и остановился рядом со специально поставленным стулом, под президиумом, перед залом.
— Вот так, садитесь на стул позора.
— Не волнуйтесь, товарищ майор, я постою.
— Доронин! Здесь вам не цирк, – настаивал замполит, – а суд, пусть и товарищеский, так что извольте выполнять правила. Стул позора и предназначен для того, чтобы на нем сидел тот, кто коллективом предан позору.
— Сказал постою, значит, постою, и нечего меня уламывать.
— Товарищ подполковник! Обращаюсь к вам как к командиру. Сами видите, как ведет себя Доронин.
— Майор! По-моему, вы затягиваете. Если вам не дорого свое время, то пожалейте время подчиненных. Начинайте.
Зам по воспитательной с трудом проглотил пренебрежительный тон подполковника Смирнова, но, сдержавшись, продолжил исполнять отведенную ему роль.
— Что ж, Доронин, командир сделал для вас исключение. Но на то он и командир.
— Товарищ майор, – донеслось из зала, – ну на самом деле, давайте по теме, чего кота за хвост тянуть?
— Я попрошу нетерпеливых свое мнение попридержать при себе и не позволю превращать серьезное мероприятие в балаган. Начинайте, – обратился он к председателю суда – одному из командиров рот, капитану Березкину.
Тот начал:
— Товарищи офицеры! Мы с вами сегодня обсуждаем проступки, совершенные нашим сослуживцем, командиром пятой роты, старшим лейтенантом Дорониным Александром Владимировичем. Первое – это избиение сержанта Шульгина на глазах у подчиненных. Что вы можете, товарищ старший лейтенант, сказать по этому поводу?
— Если вы считаете, что один удар в порыве гнева, по уважительной, поверьте, причине – избиение, то тогда вообще о чем можно говорить? Прошу точнее сформулировать обвинения в мой адрес.
— Товарищ старший лейтенант, какая разница – один вы нанесли удар, два ли, но вы ударили своего подчиненного?
— Да, ударил.
— Другие подчиненные рядового состава при этом присутствовали?
— Да, присутствовали.
— И как же вы оцениваете свой поступок?
— Если вы хотите этим вопросом спросить, ударил бы я сержанта вновь, повторись та же ситуация? Отвечаю – да, ударил бы. Или, по-вашему, я должен был со стороны наблюдать, как сержант издевается над молодыми солдатами?
— Как у вас складно получается, – вступил в разговор Куделин. – Товарищ подполковник, товарищи офицеры, довожу до вашего сведения, что по случаю физического оскорбления сержанта Шульгина проводилось служебное расследование и фактов, подтверждающих то, что сержант издевался над «молодыми», как здесь выражается так называемый командир роты, не обнаружено. Стыдно, старший лейтенант, прибегать ко лжи во спасение своей изрядно подмоченной репутации. Стыдно и недостойно офицера.
— Вы проводили дознание и факты не подтвердились? А что вы ждали? Да кто же вам правду скажет о Шульгине? Ведь всему личному составу известно, что он ваш, товарищ майор, осведомитель.
— Что-о? Что вы сказали? Вы в своем уме? Или опять пьяны? Вы понимаете, в чем только что меня обвинили? Товарищ подполковник, товарищи офицеры, я обращаю ваше внимание на слова этого негодяя. Вы еще ответите за свои слова, Доронин, ответите.
— Я-то отвечу, но и вам придется извиниться за негодяя. И что это так вы взвились? Или я сказал что-то из ряда вон выходящее? По-моему, всем известно, как вы проводите воспитательную работу, на чем ее основываете.
— Товарищи офицеры! Майор Куделин! Не забывайтесь, что вы находитесь на суде чести. Ваши пререкания никому не нужны, а вы, товарищ Березкин, исполняйте свои обязанности, – высказался раздраженный командир.
— Да о какой чести вы, товарищ подполковник, говорите, – не унимался Куделин, – вы посмотрите на поведение Доронина, он же всем нам бросает вызов своим поведением.
— Это у тебя, майор, где честь должна быть, кое-что выросло. Воспитатель гребаный. Ведь приняли решение убрать институт замполитов, так нет, попробуй тронь эту касту. Хрен возьмешь.
— Доронин? Что за поведение, твою мать? – вышел из себя командир. – А ну прекрати немедленно. Ты можешь не уважать конкретную личность, но погоны старшего офицера уважать обязан. И обращаюсь ко всем – не прекратите сами эту порнографию, я ее прекращу.
Побледневший Куделин не стал продолжать перепалку, уткнулся в записную книжку и принялся что-то быстро в нее заносить.
Наконец капитан Березкин решил взять ведение собрания в свои руки.
— Вам, Доронин, был задан вопрос – как вы оцениваете свой поступок, но вразумительного ответа собрание так и не получило. Вам слово.
— А мне нечего сказать. Считайте, что от объяснения по всем пунктам я отказываюсь. Можете начинать обсуждение.
— Это ваше право. Товарищи офицеры, кто желает выступить?
В зале царило молчание, никто особого желания высказаться, видимо, не испытывал.
— Что, нет желающих?
— Разрешите мне, – подал голос Чирков.