Он сжал губы, глядя на меня, долго, молча, так, что я успела почувствовать себя дурой и полным ничтожеством.
— Дело не в ревности, Ю. Ты многого не понимаешь. Но за такое могут наказать.
— Наказать? Тебя или меня?
Халид покачал головой.
— То, что могут сделать со мной, я как-нибудь переживу. Ты, я думаю, тоже, хотя тебе будет тяжелее. А вот этот парень может не пережить.
— В каком смысле?
— В самом прямом.
«Это не настоящее наказание… До утра»
То, как он пришел сегодня ночью, что с ним было… Сейчас это кажется почти сном, нереально, потому что вот он — живой и здоровый, стоит, хмурит брови, еще сердится на меня. Но ведь это было. Настоящая боль, сильный жар, от которого могла спасти только магия. И судя по тому, как легко это сейчас выглядит — все может повториться. Не в первый и не в последний раз.
Но Халид нужен айнару, а вот этот парень с конюшни — нет.
Только — что могу я? Все понимаю, но обидно. Я ведь ничего не сделала.
— Если ты так волнуешься, — сказала я, — то стоило дать мне в учителя не симпатичного мальчика, а старого жирного евнуха, было бы спокойнее.
— Евнуха? — Халид фыркнул. — Я подумаю над этим, — он вздохнул. — Прости, это действительно и моя вина, я не уследил.
Он хотел дать мне кого-то другого, но дали этого.
Потом Халид потащил меня по лагерю. Реально потащил.
Сначала я пыталась поспевать за ним, но он, как и люди сопровождавшие его, шел широким размашистым шагом, ему нужно было все успеть сегодня. Он что-то смотрел, с кем-то говорил. Я ковыляла за ним едва-едва. У меня болели ноги от напряжения, да еще, после бессонной ночи, кружилась голова… на жаре.
Мне принесли кувшинчик воды с лимоном, я выпила все разом, но легче не стало.
Я пыталась. Но быстро идти не могла, спотыкалась, тяжело дыша.
Тогда Халид взвалил меня на плечо и понес, просто взяв и перекинув, словно плащ, не замечая, продолжая разговаривать о своем. Когда они где-нибудь останавливались — меня сваливали в тенечке, потом подбирали и несли дальше.
Сложно сказать, сколько это длилось… я, кажется, слегка перегрелась, и было нехорошо, не до тошноты, но страшная слабость.
А потом, наконец, начался обед!
Нет, есть я совсем не хотела, только попить водички. Но зато можно было больше никуда не ходить и прилечь в тенечке.
Я должна сидеть у ног Халида, в подушках, но меня пошатывало и закрывались глаза… я почти невольно пыталась облокотиться о его ногу. Он не мешал.
— Ты можешь прилечь, Ю, не стесняйся. Главное быть здесь, рядом.
— Угу… — сказала я.
Сначала, кажется, свернулась калачиком рядом, как кошка. Потом, почти в полусне, стащила у Халида из тарелки немного винограда.
Потом вдруг оказалось, что я сплю почти у него на коленях, удобно устроившись, а он еще и гладит мои волосы, возможно, машинально, все еще говоря с кем-то. Я попыталась было с коленей слезть, но он остановил: «тихо, лежи». Я плюнула на все и послушалась.
Потом мы возвращались домой. Я так же сидела перед ним в седле, сама бы сейчас дорогу не осилила, мне еще учиться и учиться. Сначала ничего, но где-то по дороге меня снова начало клонить в сон. И, самое главное, Халида тоже. Он держался, конечно, но я, прислонившись к нему спиной, чувствовала, как время от времени он чуть расслабляется, даже почти отпускает меня, начинает немного клониться на бок, и вдруг дергается, выпрямляясь снова.
И как-то, когда начал клониться слишком сильно, я пихнула его локтем в бок.
Он вздрогнул.
— Засыпаю, да?
— Да, — сказала я. — Смотри, не свались, а то что мне потом с тобой делать?
— Прости, — он серьезно засопел. — Это все магия муари, сначала чувствуешь бодрость, но потом, постепенно, начинает накрывать. Я постараюсь не спать больше.
Не магия это, а то, что было с ним ночью. Вернее, не только магия. Он едва не умер, ему было плохо и он совсем не спал. Тут любого свалит без всякой магии.
Ничего, сейчас мы доедем, и можно будет, наконец, отдохнуть. Я очень надеюсь, что никаких неожиданных вызовов к айнару не случится, и нам можно просто чуть-чуть отдохнуть.
— Ю, а расскажи мне что-нибудь о себе? Или, хочешь, я тебе расскажу? А то… я, конечно, из седла не вывалюсь, мне уже приходилось спать так в дальних переходах. Но вдвоем это не очень удобно.
Никакой уверенности в голосе, видимо, накрывало его основательно. У меня нет сил говорить.
— Расскажи ты. Что-нибудь о своем детстве? Я не знаю. Что-нибудь хорошее.