Он целовал ее.
Даже если Ильса рабыня, то все равно имеет право на его поцелуи тогда, когда захочет. «Не говори, не смотрит в глаза» — только для меня.
Я вдруг поняла, что ревную.
Ревную человека, при мысли о сексе с которым у меня от ужаса дрожали колени.
И все же, человека, который, судя по всему, спас мне жизнь… поступившись, возможно, своей гордостью… Нет, к чему гадать, я слишком мало понимаю еще, но очень хочу понять. Что заставило его?
Человека, который, несмотря ни на что, отнесся ко мне по-человечески.
Он ничего мне не должен, я вещь.
И если вдруг сейчас он решит залезть и ко мне в постель, я буду кричать вовсе не от удовольствия, буду плакать и отбиваться…
Это забавно… странно, но забавно все равно.
Я лежала и ждала, пока все это закончится.
Возня, скрип и стоны, и снова тихий шепот, не разобрать…
Долго.
Потом стоны и скрип чаще. Резче. Так, что мне хочется зажмуриться даже под одеялом, заткнуть уши. Такие судорожные полувсхлипы-полувздохи, громко и так… томительно… замирая где-то на грани… и вдруг, словно что-то оборвалось — несколько мгновений тишины. Потом долгий выдох.
— Эле-е… а-ах… — невыносимо тягуче.
Слышно, как Халид перекатывается, ложится рядом.
— Все, можешь идти, — чуть хрипло, но совершено равнодушно говорит он.
— Сейчас? — в низком, подрагивающем голосе Ильсы удивление и обида. Она садится. Впрочем, обиды и удивления не слишком много, видимо подобное обращение — не в первый раз.
— Сейчас, — говорит Халид. — Мне нужно закончиться дела. Иди.
Она подчиняется.
Он — ее хозяин, невозможно сомневаться в этом.
Ильса вылезает из кровати, одевается. Ее шаги… и тихо хлопает дверь.
Халид тоже встает, находит штаны, натягивает. Берет кувшинчик со стола, наливает воды… Не торопясь.
Я поймала себя на том, что высунула нос и смотрю на него.
— Не спишь? — спросил он вдруг, не оборачиваясь.
О-оо… и я готова сквозь землю провалиться!
Ответить?
— Ты должна спать в моей спальне, барга, так что привыкай, — сказал он. — На самом деле, в моей кровати, но на сегодня хватит. Должна есть из моей тарелки. Везде сопровождать меня. Теперь ты — моя тень. С этим придется смириться, и тебе, и мне.
— Да… — тихо сказала я.
Он усмехнулся.
— Принести тебе воды? — предложил так просто.
Подошел, поставил кувшинчик рядом со мной.
У него шрамы на груди, на руках… на руках особенно много. И лицо, шея — намного темнее, чем грудь. Он проводит много времени под солнцем, но вовсе не на пляже.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Я села, все еще кутаясь в одеяло. Платье на мне такое, что я все равно, что голая.
— Юля.
— Хорошо, — сказал он. — Меня ты будешь называть Эле-энке.
Я кивнула.
— А… Халид?
Он тихо фыркнул.
— Халид — это не совсем имя, прозвище, когномен. Для равных и тех, кто стоит выше меня. Тебе не стоит называть так. Малькере — родовое имя, для официальных церемоний. Эле — персональное имя, публичное… хотя, по большому счету, и не совсем имя. «Господин Эле» — то, что тебе нужно.
«Ю, вот ты где»…
— А Сар? — вдруг не удержалась я, и тут же прикусила язык. Это все сны. Это… Там, во сне, это же не он? Не может быть…
Халид нахмурился.
— Не знаю, где ты слышала, — сказал он. — Саир — семейное имя, только для близкого круга.
Отвернулся.
Не для меня…
Сны?
И все же — правда? Это реально имеет значение?
И это задело его, я видела. Чувствительно так задело, хоть он и старался не показывать, но… выпрямилась и напряглась спина…
— Постарайся поспать, Ю, — сказал он. — Если что-то нужно — говори. У меня еще дела.
5. Купаться в одной купальне
— Ю, вставай. Нам пора.
Он коснулся моего плеча.
Я дернулась, открыла глаза.
Халид стоял передо мной, одетый в кафтан шафранового цвета, куда более свободного покроя, чем вчера, и мягкие широкие штаны на два тона темнее. Явно готовый к выходу.