– Кажется, я ошибся в тебе...
Перемена произошла в Розе мгновенно. Только что передо мной стояла воинственная амазонка, но после моих слов девушка резко сникла. Она горько усмехнулась, поправила растрепавшиеся волосы и достала свою спортивную сумку.
– Что и требовалось доказать. Извини, что не оправдала твоих ожиданий, – девушка принялась яростно запихивать внутрь вещи. Роза комкала и сминала их, чертыхаясь под нос.
Когда с вещами было покончено, она посадила в переноску щенка и, оттолкнув меня с прохода, поспешила на выход. Я лишь услышал, как захлопнулась входная дверь. Разом почувствовав обрушившуюся усталость, опустился на расправленную постель, кажется, Роза никогда её не заправляла. Окинул взглядом комнату: она забрала всё, и как-то сразу стало пусто. На кровати всегда лежал её скомканный халат. На столе была разбросана скудная косметика. Сейчас же все было чисто. Только, стоп! Я встал и подошёл к столу, не веря своим глазам. Она оставила его. Оставила свой дневник. Схватив его, бросился за девчонкой, надеясь, что она недалеко ушла. Но обежав вокруг дома, понял, что опоздал. Должно быть, уехала на маршрутке, которая недавно отошла от остановки. Побродив по ближайшим дворикам, подумав, что Роза может сидеть где-нибудь на скамейке, но не найдя никого, вернулся домой.
Я пытался дозвониться до неё, но она заблокировала мой номер. Я связался с Саней, но тот тоже не знал, где искать её. Он даже не знал никого из окружения собственной сестры. Смольные тоже не смогли мне ничем помочь. Людмила Ивановна уже давно перестала интересоваться жизнью собственной дочери.
Ночью, взяв машину, я поехал по тем местам, где по моему мнению можно было её найти. В первом ночном клубе никто даже не знал такую девушку по представленному мною описанию. Во втором, мне пообещали, по их словам, "набить морду", чтоб я тут не ходил и "не разнюхивал". Я дико устал, но продолжил искать Розу. До утра я успел проверить ещё три клуба, но все мои старания были насмарку. Подъехав к своему подъезду и припарковавшись, я долго сидел в машине. Рядом на пассажирском сидении лежал её черно-розовый дневник с принцессами-ведьмами. Я нерешительно взял его в руки.
«Ты же любительница подобного чтива!» – крикнула Роза в лицо своей матери, прежде чем получила от неё затрещину.
Покачав головой, я крепко сжал в руках потрепанную тетрадь. Роза, Роза! Ну почему ты отвергаешь любую помощь? Мне не давал покоя её взгляд, брошенный на меня перед уходом. В нем читалось разочарование.
«Сюда я вписываю всех мужчин, с кем переспала, – сказала мне дерзкая девчонка. – Хочешь, я и тебя впишу?»
Нет, Роза, не хочу. Но я хочу понять тебя. Пожалуйста, прости меня за это. Я заглушил мотор и поставил машину на сигнализацию. Дневник обжигал мне руки, я даже вспотел. Никогда. Никогда ранее я не позволял себе ничего подобного. Но, кажется, это единственный способ понять, что же произошло. Возможно, потом я сам не прощу себе собственного поступка. Это хуже, чем подглядывать в замочную скважину. Хуже, чем рыться в чужой корзине для грязного белья. Я включил в гостиной свет и сел в кресло. Сделав глубокий вдох и задержав дыхание, как перед прыжком в воду, я открыл дневник Розы.
7
Роза лгала. Лгала мне, лгала брату, лгала родителям. Не удивлюсь, если она лгала всему своему окружению. После ссоры с матерью девчонка ушла жить к подруге. Мужиком, с которым она якобы начала жить, оказался отец её одноклассницы. Он же и заступился за неё, когда Владимир Борисович пришёл за ней. Не знаю, что этот человек сказал Смольному, но тот не смог увезти девчонку, не смотря на то, что официально являлся её опекуном. Не имею ни малейшего представления, куда смотрели органы опеки, по-хорошему, Смольных надо было лишить родительских прав. Но тогда, девочку бы отправили в детдом. Наверно, это и стало причиной того, что все оставили как есть. Единственным, с кем у Розы были отношения, оказался тот самый Костя Широков, но они очень быстро разбежались из-за его измены. В ту ночь она и пришла ко мне, бесстыдно предложив себя.
Я вздохнул и потянулся за пятой чашкой кофе. Голова раскалывалась, я не спал сутки, читая её исповедь, её боль, излитую на бумажные страницы. Людмила Ивановна сильно избила собственную дочь, заподозрив ту в желании соблазнить мужа родной матери. К сожалению, что там произошло на самом деле, мне так и не удалось узнать, поскольку страницы оказались вырваны из дневника. В моей практике уже было такое. Немного подумав, я потянулся за телефоном.