— Ну вот и славно. К тебе вернулась способность рассуждать и даже говорить. — Савелий сел с ней рядом, приобнял за плечи и поцеловал в волосы. — Знаю, что ты у нас дока по части собаководства.
Савелий снова погладил ее по волосам, поцеловал в висок и вопросительно глянул на Азора.
— Кто же ты есть, дружок? — читалось в его взгляде. Пес тоже внимательно смотрел на Савелия, повиливая при этом хвостом, но оба молчали,
Анне стало так спокойно от близкого присутствия их обоих, Азора и Савелия, что она даже смогла улыбнуться. Хотя то, о чем она начала догадываться, грозило такой опасностью для всех них, что лучше было пока об этом не думать.
Азор внезапно сел и снова положил голову на Анну, теперь уже на плечо. Он жарко дышал ей в ухо, но Анна не испытывала от этого никакого дискомфорта, скорее наоборот. Они некоторое время сидели в тишине. Вдруг Анна почувствовала, что с дыханием Азора в ее сознании, словно кино, начала прокручиваться лента воспоминаний, которые не приходили к ней еще ни разу в жизни. И в то же время ей было абсолютно ясно, что эти видения – действительно из ее прошлого,что все верно, что именно так оно все и было.
Она скрутила волосы в жгут, перебросила их на другое плечо, в сторону от Азора, чье дыхание стало еще более жарким, и начала пересказывать Савелию то, что проносилось перед ее глазами подобно кинофильму.
Первое, что помнила Анна из своей жизни, это запах влажной шерсти и ощущение полета. Сколько ей тогда было, она не знала. А теперь уж и не восстановить. Она летела долго, кто-то сильный, мохнатый держал ее в лапах. Держал бережно и нежно.
Холодный ветер дул летящим навстречу, но девочка утыкалась личиком в теплую шерсть, а лапы, держащие ее, загораживали от пронизывающего холода ее маленькое тельце. Потом были горы, снег на вершинах, зеленый луг вокруг, и кто-то мохнатый облизывал ей заиндевевшее лицо теплым влажным языком.
Потом провал в памяти. И на месте этого кого-то мохнатого возникло человеческое лицо – злые глаза цепко осмотрели ее, потом усадили на траву и стали осматривать другую девочку, лежавшую рядом.
Потом был теплый дом с деревянными балками на потолке и добрая женщина с серебряными нитями в волосах.
— Ашот, их же две! О мамочки, они совсем одинаковые. – женщина, плача, снимала с них промокшие тряпки, в которые они были завернуты. Она растирала им ножки и ручки, плакала и все повторяла: — Их же две, две, ты говорил про одну только.
Девочка каким-то образом сразу понимала язык этих странных существ, хотя до того не слышала ничего подобного. Или не помнила.
— Фатима, заткнись, — ответило существо со злыми глазами, которого Фатима назвала Ашотом. — Их не две, это одна и та же маленькая сучонка. Просто там, откуда их принесло, так делают — запасное тело на случай, если с одним что-то пойдет не так.
— Ашот, — Фатима зашлась в рыданиях, — они оттуда, да? Зачем, зачем ты…— она плакала и не могла больше вымолвить ни слова.
— Да, она с Алвааля. Зачем-зачем… Затем. Так надо. Молчи и никому не слова. Кто спросит - просто подкидыш. Все! Ты хорошо меня поняла? Проговоришься – убью.
Фатима погрузила ее в теплую мыльную воду, терла шероховатой мочалкой, отчего по телу девочки разливалось блаженное тепло. Стало хорошо. И не пугал даже злой Ашот, усевшийся на ковре поодаль и державший теперь во рту что-то коричневое, длинное, что время от времени полыхало огоньком. Комната от этого наполнялась каким-то странным, но приятным запахом.
— Ты бы не курил при маленьких, вредно же. — Фатима не успела договорить, Ашот оборвал ее на полуслове. Подошел, встряхнул ее за плечи и проговорил, почти прорычал:
— Она одна, одна, дура ты, запомни накрепко – одна. Но у них общая башка, общие… в общем, это одна. Все, что ты делаешь с одной, ты на самом деле делаешь с двумя. Но их надо разделить, чтобы они друг друга не видели.
— А другая… что другая будет… что с ней будет в то время, когда я с одной занимаюсь?
— Ничего! Она не будет ничего чувствовать, она не будет хотеть жрать, если ты накормишь одну. Если одна ударится башкой, синяк будет у обеих. Дошло? Или мне по твоей башке стукнуть для того, чтоб поняла?
Фатима покивала головой, утерла слезы и разнесла малышек по разным каморкам.
— Ашот, скажи, а что потом с ними… с ней станется?
— Она тут до первых кровей, потом ее заберут обратно. Будет воинов рожать для Алвааля. Ну, или таких же сучонок. Тоже дело, она пригожая должна вырасти.