— Здесь, пожалуйста, да-да, прямо напротив мусорки. Это мой подъезд.
Они вышли из машины. Накрапывал мелкий, но какой-то секущий, видимо, из-за ветра, дождь. Ветер шевелил пакетами в мусорных баках. И вдруг в этом шелесте они различили не то писк, не то плач. Звук шел из мусорного контейнера. Сверху никого не было. Но писк стал еще отчаяннее.
Они разгребали содержимое мусорки, бросая рядом с ней бесчисленные грязные пакеты.
Вдруг Денис выругался:
— Черт побери. Собачье дерьмо! — он смотрел на свои руки, на извозюканные в ароматной добыче брюки, и едва успел подумать, как же он теперь сядет в машину.
Но эта плодотворная мысль не успела сформироваться. Ее прервал радостный возглас Юлии:
— Вот он! — она держала в руках рыжего, грязного, пахнущего тем же дерьмом котенка, совсем маленького, отчаянно пищавшего в надежде, что спасение, наконец пришло.
Котенка выкупали в раковине, он отчаянно сопротивлялся, но потом смирился и совсем затих, когда его укутали в мягкое полотенце и обложили подушками. Молоко из блюдца было вылакано полностью, непонятно, как поместилось столько в такую кроху, но против факта не поспоришь.
Одежда Дениса болталась в стиралке, он сидел у стола, задрапированный в какое-то шелковистое покрывало.
— Котенок настоящий лев. А вы как в тоге римского патриция, — она улыбалась, мягко, спокойно, снимая неловкость ситуации и не оставляя места двусмысленности.
— Нет, нет и нет! Как вы поедете в мокрой одежде? Вот вторая комната, здесь, правда, довольно узкая кушетка, но как-нибудь поместитесь. — Спокойный взгляд Юлии, и все стало на свои места. Он переночует и рано утром уйдет. Потом надо прислать цветы. Но она совсем не волнуется. Немного странно для молодой девушки.
— Не затрудняйтесь с формулировкой. — она метнула в него насмешливый взгляд. — Я знаю, что мне не грозит … э… нарушение личных границ.
Они расхохотались. Он смеялся, но ее способность предугадывать его мысли поразила. Он не понял, хорошо это или плохо. Да и какая разница. Денис смотрел на Юлию с рыжим котенком в руках:
— Назови его Львом. И правда, вылитый же лев.
Котенок уже обсох и из осклизлого задохлика превратился в пушистый рыжий комочек, сладостно мурлычащий от поглаживаний спасительницы.
Кушетка и в самом деле была узкая, но вполне удобная. В комнате стоял еле уловимый запах каких-то трав, с уже знакомым оттенком горечи.
Он неожиданно быстро и легко уснул, чего с ним не было уже давно. Ему ничего не снилось, так тоже не было уже давно.
Он не понял, отчего проснулся. В комнате стояла полная тишина. В окно светила луна. Она светила и тогда, когда он засыпал. Но теперь она взошла выше, и ее луч отражался в старой вазе напротив, блики проецировались на потолок, образуя затейливый монохромный орнамент.
Денис перевел взгляд с потолка, чтобы взглянуть на часы на стене напротив. Но часов он не увидел.
Перед ним стояла Юлия. Ее нагота в лунном свете уже была не просто мелодией. Это было крещендо. Она зазвучала симфонией, властной, вбирающей в себя без остатка, и не оставляющей выбора.
Глава 11. Анна. В лунном сиянье
Анна с Азором вернулись домой затемно. Соскучившийся Лев бросился им под ноги и раздраженно зарычал. Звуки, издаваемые котом, были именно рычанием, а не мяуканьем.
Анна покормила кота, звери улеглись на старом огромном кресле. Анна же бесцельно слонялась по квартире, не в силах ничем заняться. Мысли тоже бегали по кругу и никакого намека на выход из этого безнадежного блуждания не было.
В окно заглядывала полная луна. Нет, только не это. Шторы блэк аут заслонили Анну от этого взгляда, но было поздно.
Шквал воспоминаний, таких ненужных сейчас, обрушился на нее. Денис. Анна вдруг увидела его так явственно, словно перенеслась во времени. Перенеслась не в период их совместного счастья, а в ту ночь. В ночь, в которую полная луна освещала пространство комнаты, где она постелила ему постель.
В ночь, в которую она пришла к нему. Пришла, потому что знала, хотя нет, это было не знание, это было нечто большее. Она всем своим существом ощущала, что это встреча, та самая, встреча навсегда. Это ее мужчина, а она его женщина.
И это чувство не могли обмануть ни его нарочитая холодность во время сеанса, ни подчеркнуто нейтральный, дружеский тон, который он взял, сидя у нее на кухне, завернутый в старое покрывало, оставшееся от Софико. Покрывало, которое на нем смотрелось императорской тогой.
Она ничего не планировала, не обдумывала, просто лежала, глядя в окно, и когда лунный луч скользнул по портьере и остановился на ее лице, она встала и пошла к нему, потому по- иному не могла. Это не было решением. Кто-то где-то давно решил это за них обоих.