Парнишка получил пятитысячную купюру, легко считал жест Савелия, означавший, что сдачи не надо, и расплылся в довольной улыбке:
— Вот спасибо-то. Меня Рувимом зовут.
Савелий назвался, пожал Рувиму руку и двинулся к дому. Узкая дорожка между загонами то ли для овец, то ли для гусей, была выложена бурым камнем.
Дверь открыла седая женщина, без сомнения старая. Хотя ее возраст определить было трудно. Она пристально смотрела на Савелия, и едва он открыл рот, чтобы поздороваться, подняла вверх ладони, словно защищаясь, и замотала головой из стороны в сторону.
Он понял, что это просьба замолчать. Он молчал и стоял неподвижно, пока женщина сначала всматривалась в него, потом несколько раз обошла кругом, останавливаясь и втягивая носом воздух, как это делают животные.
Наконец, она снова встала лицом к нему, и Савелий встретил совершенно осмысленный, внимательный и цепкий взгляд.
— Проходи, путник. Я Гюли буду. — Женщина жестом пригласила изумленного Савелия следовать за ней.
Глава 21. Савелий. Оберег от Гюли
— Ты был там. — Это был не вопрос, констатация очевидного для Гюли факта. — Давно?
— Давно. Мне было двадцать,— произнес Савелий, не сводя глаз с собеседницы.
— Тогда чего хочешь от меня? Если сам все знаешь? — Гюли опустила голову, утомившись от пристального взгляда Савелия.
Савелий понял это, отвел взгляд. Некоторое время молча смотрел в окно, за которым буйно цвели каштаны. Наконец с видимым усилием нарушил молчание:
— Гюли. Гюли маленькая. Юлей у нас ее звали.
Гюли вскинула голову. Смесь радости, надежды и страха – все это одновременно читалось в ее взгляде, но она не могла выдавить из себя ни слова, и только смотрела на Савелия с немой мольбой. Он поспешил ответить на немые вопросы Гюли:
— Жива. Жива она. Красавица и умница.
Гюли кивала головой, улыбалась, одновременно утирая слезы.
— У нее все хорошо? — вымолвила она. Ее голос звучал так тихо, что Савелий скорее догадался, чем услышал.
— Она в опасности. Мы … я и еще есть люди, мы… мы спасем ее. Но нам нужна помощь. Ты можешь помочь. Мы должны понять, кто эти существа, что им надо, зачем им Юля. И почему они похитили ее мужа, а теперь, похоже, охотятся за ней. Ты сказала, я знаю все. Я мало что знаю на самом деле. Чем лучше мы будем знать, с кем или с чем имеем дело …
Гюли жестом остановила его речь.
— Софико? — она вопросительно взглянула на него и поняла раньше, чем он ответил. — Давно ушла?
— Юльке было девятнадцать. Это было до нашего знакомства. Я о Софико знаю только по Юлькиным рассказам.
— Как она умерла? — Гюли уже овладела собой, голос звучал спокойно.
И так же спокойно она констатировала, выслушав ответ Савелия:
— Синие убрали ее. Сначала забрали Гиви, а потом убрали ее.
Они просидели долго. К моменту, когда они рассказали друг другу и то, что знали, и то, о чем могли только догадываться, уже занялся рассвет.
Савелий поцеловал Гюли руку на прощанье. Он шел по проселочной дороге к шоссе, где была надежда поймать попутку. Мобильная связь здесь не работала. Когда он обернулся в последний раз, Гюли с отарой овец и стаей крупных собак уходила в сторону гор. Некоторое время ее хрупкая, вся в черном, фигура выделялась на фоне стада. А потом и Гюли, и овцы с собаками слились с горизонтом и исчезли из виду.
Савелий шагал по дороге, сжимая в руке каменный рожок с серебряными крышкой и цепочкой.
— Это оберег. Надень и не снимай. — Гюли проговорила это с несвойственными ей непререкаемыми интонациями.
Савелий подчинился, но как только вышел на дорогу, снял с шеи цепочку с рожком. Он хотел посмотреть, что там, под этой серебряной крышкой.
Незамысловатый замочек открылся легко. Внутри была прядка черной шерсти. То ли овечьей, то ли собачьей, — точно он определить не мог. Он постоял еще, затем поднял взгляд. На горизонте сияли снежные вершины. Савелий нахмурился и, чуть помедлив, надел рожок на шею, спрятав его под толстовку.
— Послушный мальчик. — усмехнулся он сам над собой и продолжил путь в сторону шоссе.
Дорога до шоссе заняла два часа. И первой же машиной, появившейся на дороге, была колымага Рувима.
Рувим по-детски обрадовался Савелию.
— А я ехал к Гюли. Боялся, что тебя не найду. Рассказать хотел. Мать поспрашивал, она кое-что знает о тех, старых, делах, когда меня еще не было.
Рувим гнал машину к горному участку дороги и сбивчиво пересказывал разговор с матерью.
— Ашот и Гиви, и старуха, которая померла, и малахольная Гюли – их забирали, а потом вернули. Мать говорит, что Гиви хороший был, а Ашот — падла. Одни люди говорили, что они что-то не поделили там, у синих. Другие – что у них разные хозяева. Как бы у Гиви кто-то светлый, а у Ашота – темный. Но это все слухи. Понятное дело, что никто никого не видел, а они вроде как неразговорчивые были оба.