– Жанна.
– Ну вот, так мне и показалось.
– Что… тебе… показалось:
– Мальчишки не бывают такими чуткими и пугливыми, да к тому же не интересуются зеркалами. Что ты будешь есть?
Жанна не знала, что ответить. Ей еще никогда не приходилось есть в харчевне. Всего четыре дня назад она нашла трупы своих родителей, а ее братишка пропал. Она пустилась в путь наудачу и вот по прихоти судьбы встретилась на ярмарке с этим загадочным человеком. Она выпила полтора стакана вина и, после первого ощущения блаженной истомы, чувствовала себя совершенно растерянной. Жанна бросила на Исаака отчаянный взгляд.
Догадался ли он о ее смятении?
– Я заказал суп и каплуна. Разделишь мой ужин?
Жанна кивнула.
Ей подали суп в отдельной миске и положили ложку, а ведь до сих пор она всегда ела из одной миски с братом.
– Из каких ты краев?
– Из Бук-де-Шен.
– А где это?
– Недалеко от Ла-Кудрэ.
– А если понятней?
Жанна сдерживалась, чтобы не есть слишком быстро. Суп, в котором был лук, разваренный невесть в чем – ей чудился запах кервеля, – казался ей невероятно вкусным.
– В шести лье от Кана.
– Куда ты направляешься?
– В Париж.
Исаак поднял брови:
– Там у тебя родня?
– Нет.
Он положил на стол ложку с таким видом, будто она сказала совершеннейшую нелепость, потом достал из кармана плаща льняной платок и вытер губы.
– Ты решила покинуть Нормандию и отправиться в Париж, где у тебя никого нет?
Из глаз Жанны хлынули слезы. Он подал ей свой надушенный платок. Жанна приложила его к глазам. Исаак улыбнулся:
– Что у тебя случилось?
– Моих родителей зарезали.
Исаак подался вперед и посмотрел на Жанну так, что ей стало боязно:
– Когда?
– Пять дней назад.
Мужчина склонился над ней, и Жанне стало еще страшнее. То, что он сделал затем, повергло ее в смятение. Исаак взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
– Англичане… – пробормотала Жанна. – Почему? Мой отец сам был англичанином.
Исаак быстро объяснил ей, что значит для всех битва при Форминьи и откуда взялись эти разбойничьи шайки. Ее поразило, как много он знает. Исаак улыбнулся.
Трактирщик принес каплуна, нож и вилку.
Не отойдя еще от поцелуя Исаака, Жанна в восторге смотрела на каплуна. Ни разу еще не доводилось ей видеть такой упитанной, так хорошо зажаренной птицы, из которой сочился пахнущий розмарином и шалфеем жир. Жанна вытаращила глаза.
Исаак воткнул вилку в птицу и стал резать ее на куски. В миску Жанны он положил кусок бедра, а потом взял мяса себе. Трактирщик с восхищением наблюдал за ловкостью Исаака. Тот заказал ему еще кувшин вина.
Жанна была очарована.
Исаак подал ей нож, чтобы отрезать нижнюю часть ножки, долил вина и подал пример: впился зубами в мясо.
Жанна принялась за свою порцию.
– Я бы оставила половину на завтра, – сказала она. Исаак рассмеялся.
– Ешь сейчас, пока не забрали, – сказал он. Она принялась за третий стакан вина. Боже, до чего вкусно!
В качестве освежающей закуски трактирщик подал им сливы в масле и уксусе.
– Отчего ты так добр ко мне? – спросила Жанна Исаака.
– Ты думаешь, для этого нужна причина? Этим вопросом она никогда не задавалась!
– А может быть, я вовсе и не добр, – сказал Исаак. – Как знать, не потому ли ты здесь, что просто мне нравишься?
Жанна удивилась и даже перестала жевать.
– А я ведь нравлюсь тебе? – спросил Исаак.
– Да. Твои глаза. Твой голос. Твоя доброта.
– Ты хочешь сказать, что мое удовольствие доставляет тебе удовольствие? – сказал он, смеясь.
Не понимая толком, в чем дело, Жанна тоже расхохоталась.
Она доела мясо и посмотрела на две косточки в своей миске.
– Что это значит – «Пражанин»?
– Что я из Праги.
– Это такой город?
– Далеко отсюда. Очень далеко. В Богемии.
– Он красивый?
– Очень красивый.
– Такой же, как Париж?
Он рассмеялся:
– Да, такой же красивый.
– Там тоже есть король?
– Да. Фридрих Третий.
– У тебя нет никакого другого имени? Только Исаак?
– Нет, отчего же. Есть. Штерн.
– Штерн, – повторила за ним Жанна.
– По-немецки это значит «звезда».
– Ты немец?
– Нет, – ответил мужчина, по-прежнему смеясь. – Я из Богемии. Я еврей.
Про евреев она слыхала однажды от отца Годфруа. В незапамятные времена евреи распяли Иисуса. Но в самом Ла-Кудрэ евреев никто никогда не видел. Для отца Годфруа евреи были худшими из рода человеческого, а вот Жанне вовсе не показалось, что Исаак достоин лишь ненависти. Совсем наоборот. Она вздохнула. Тяжело, когда приходится все время в чем-то разбираться. Больно уж много всего на свете надо узнать и понять. Жанна откинула голову. Она захмелела, и ей было хорошо.
– Где ты собралась провести ночь?
– Не знаю. В конюшне.
– У меня есть флигелек. Там потеплее, чем в дырявой конюшне.
Точь-в-точь как днем, Жанна почувствовала волнение. Но ведь флигелек и вправду лучше конюшни…
Исаак расплатился. Жанна наблюдала, как серебряные монетки ложатся на деревянную столешницу. Потом они встали и прошли сквозь толпу гуляк, которые с каждой минутой гомонили все громче. Двор все так же поливал дождь и продувал ветер. Сделав пару шагов, они оказались в том помещении, что Исаак называл «флигельком». На деле это была просторная комната. В очаге пылал огонь. На сундуке Жанна увидела зеркальце. Она не решалась даже смотреть на него. Ее сердце могло не выдержать. Жанна едва стояла на ногах от усталости и хмеля. Она поняла, что зеркало больше не имеет для нее значения. Оно свою роль сыграло. Оно открыло ей ее лицо. Жанна смотрела на тюфяк, мечтая лишь об одном – улечься.
– Ложись, – сказал ей Исаак. – Тебе надо поспать.
Вот уж верно. С самого… короче, за эти пять дней она спала всего одну ночь в сарае в Фалезе. Жанна сбросила башмаки и улеглась. Господи, тут в изголовье даже была подушка, а на тюфяке простыня! Спустя мгновение она уже спала.
Было еще темно, когда она проснулась от непонятного и не испытанного доселе чувства наслаждения во всем теле.
Правую грудь ласкали чьи-то губы. На левой лежала рука.
– О! – простонала она, выгибаясь.
Никогда в жизни она не ощущала ничего более сладостного. Груди ее напряглись. Она подставила их жадным губам. Загадочные губы коснулись левого соска и стали его сосать.
– О! – повторила она громче.
Что это, сон?
«Исаак!» – вдруг осенило ее, она протянула руку и нащупала голову с шелковистыми волосами. Рука скользнула по затылку. Ниже. У него теплая и гладкая кожа. Голое плечо.
Жанна села, стянула рубаху и сорочку, потом снова легла и отдалась удовольствию.
Оно все полнее овладевало ее телом.
– Исаак, – прошептала она.
Его рука гладила ее бедра, живот и руки, потом спустилась ниже, скользнула по правой ягодице.
Жанна притянула его тело к себе, прижала и заключила в объятья. Она обнимала его с такой страстью, какой и не подозревала в себе. Она сжала руками его голову, и он, не ожидавший такого бурного порыва, обнял ее еще крепче.
– Что это? – спросила она, удивленная тем, что неведомая часть тела Исаака уперлась ей в живот.
– Это всего лишь я, – усмехнулся Исаак.
Ей уже приходилось видеть эту часть тела мужчины, когда братик ее, Дени, умывался, спал голым подле нее. Между тем ей бы и в голову не пришло, что она может быть такой большой. Она потрогала член Исаака, погладила его. Вдруг Исаак опустился ниже, стянул с Жанны штаны и стал целовать низ ее живота.
– О! – простонала она, задыхаясь и выгибаясь еще сильнее.
Исаак ласкал Жанну языком и руками, словно пробуя ее на вкус.
Его член, который она едва видела в темноте, был совсем близко от ее губ.
Жанна чувствовала, что близится развязка драмы. Она только не знала, какой она будет. Скоро она просто не выдержит того напряжения, которое ощущала в каждой клеточке своего тела.
Исаак раздел ее полностью, и она подставила губы плоти, дарившей ей это безумие. Она поняла, что отдает долг наслаждения, которым сама охвачена, но не смогла длить его столько, сколько бы ей хотелось. Развязка неумолимо приближалась, и Жанна словно лишалась разума. Ласкавший ее язык Исаака доводил ее до исступления. Она вытянула ноги и замерла.