Крамер улыбался. Открыто, и это еще больше пугало.
– А какие были заявления... – продолжила Хлое. – Я уж было заинтересовалась и посчитала необходимым выяснить, что за таинственные планы на мой счет имеет такой мастер и знаток...
– Дурочка, – шепнул Герберт, целуя ее волосы. – Дурочка, не осознающая ни силы слов, ни своей собственной власти.
Вновь этот завораживающий голос... Дыхание у виска и теплые губы, ласкающие кожу...
– Правильно, Хлое... – кончик его языка коснулся мочки уха девушки, руки уже гладили бедра, пальцы забирали ткань платья, поднимая выше и выше подол. То, что Хлое вчера разорвала юбку, выбираясь из ящиков на чердаке, пришлось как нельзя кстати. – Правильно... Закрой глаза, чтобы не видеть моего лица, и представь себе другое место и другое время, а я буду говорить тебе только то, что ты хочешь... всегда хотела слышать.
– Можешь ты молчать?
– Ты меняешься, когда слышишь не то, что ожидаешь.
Хлое усмехнулась, открывая глаза.
– И тобой легко управлять, – пробормотал Крамер. – Скажи не делать чего-либо и ты всенепременно это сделаешь.
Медленно, но непреклонно Хлое высвободилась из объятий, отступила на шаг, улыбнулась вызывающе, облизнула губы... Герберт следил за этой сменой поведения с интересом, и Хлое с удовлетворением отметила, что от того холодного изучающего взгляда не осталось и следа. Мужчина только ждал жеста или взгляда, чтобы вновь заключить ее в объятия, на этот раз уж точно лишив всякой возможности сопротивляться. Он уже видел ее лоб в капельках пота, приоткрытые губы, слышал стоны и почти ощущал ответные ласки.
Хлое поддержала иллюзию, расстегнув пуговицу на воротнике платья и демонстрируя оголенную шею. Потом, не сводя взгляда с Герберта, расстегнула следующую пуговицу. Стал виден край нижней рубашки, который так легко спустить ниже... Хлое вновь улыбнулась, когда Крамер в одно мгновение оказался рядом. Раздевание вышло бы манернее, будь у нее корсет, но у нее всего лишь платье, которое удобно снимать и одевать без посторонней помощи... хорошее платье, с застежками и крючками спереди. И Крамер справлялся с ними быстрее нее. Сдвинув ткань нетерпеливым движением, он надолго припал ртом к ложбинке между ключицами, продолжая все более резкими движениями стаскивать с плеч девушки платье.
Хлое засмеялась безумно, до слез, захохотала, заставив мужчину сначала оторваться от ее шеи и мутными глазами вглядеться в лицо, а потом недоуменно вскинуть брови. Она вцепилась в рубашку на его плечах и произнесла громко и холодно:
– А ты совсем не меняешься! Совершенно! Как и любой другой мужчина... Мною легко управлять? – она вскинула голову и ухмыльнулась, чувствуя себя пьяной. – Так давай! Давай уже закончим со всем этим и разойдемся довольными. Только ради всего, не начинай снова говорить!
Крамер отстранился и склонил голову набок.
– Что такое? – издевательски хмыкнула девушка. – Я тебе уже не нужна?.. А может быть, считал, что тебе попалась девственница?.. Ну же, не стесняйся! Я...
– Роза, – неожиданно сказал Герберт. Глаза его все еще блестели, дыхание не выровнялось, но держался он просто потрясающе. Как будто и не было ничего.
Она осеклась на полуслове. Наигранные жесты, запланированные слова, чужие манеры – все слетело шелухой, исчезло, испарилось. Впервые на ее лице читалась растерянность
– Откуда ты знаешь? – севшим голосом спросила Хлое, поспешно кутаясь в одежду, пытаясь дрожащими пальцами вдеть все крючки обратно в петлицы.
Герберт быстро склонился и поцеловал сначала ее плечо через ткань, потом губы, слегка прикусив нижнюю, и коротко вздохнул.
– Что знаю? – он отступил на шаг.
– Мое имя, – пробормотала девушка, – полное... Роза Хлое Меркер. Мать считала, это звучит более... Более благородно.
Она замолчала, исподлобья глядя на Крамера.
– Так это же замечательно, – справившись с удивлением, произнес ювелир. – «Роза» идет тебе больше. Хотя я имел в виду цветок.
– Объяснишь? – с нажимом поинтересовалась девушка.
Герберт потер лоб, отрывисто кивнул, и спустя миг на Хлое смотрел уже другой человек. Собранный, холодный, серьезный – и полностью пребывающий в своих мыслях.
– Да. Хлое... Роза... Поешь что-нибудь, ты наверняка голодная... Кухня за той дверью, что найдешь – твое.
Хлое сочла за благо оставить Герберту время сформулировать объяснение, вдобавок, она вспомнила, что действительно ничего не ела с прошлого утра.
Кухня успокоила девушку окончательно. Крамер, видимо, не стал делать отдельную столовую, да и кухарку вряд ли держал, так что в небольшой комнате царил легкий беспорядок: пара стаканов с отколотыми краями красовалась на решетке-сушке, на столе лежала забытая вилка, дверцы ящиков были распахнуты, а широкий нож – воткнут в серый от времени деревянный косяк. Здесь Хлое оказалась в окружении привычных вещей, а самое главное, одна. Можно было несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, унимая дрожь, а также привести в порядок платье.
«Бред, что в минуты волнений и душевных переживаний кусок в горло не лезет», – размышляла девушка, роясь в кухонных ящиках и вспоминая причитания мадам Жоржетты. Хлое умела готовить и довольно часто помогала с этим некоторым девочкам в доме, а те взамен время от времени дарили ей то ленту, то какую-нибудь простенькую побрякушку... Но хозяйничать в чужой кухне девушка все же не стала, обошлась найденным – без зазрения совести отрезала большой кусок копченого мяса, сгрызла завалявшийся в корзинке для хлеба сухарь, запила из полупустой откупоренной бутылки вина и сочла завтрак просто отличным.
– Захвати вино, там, со стола, – сказал Крамер, едва девушка приоткрыла дверь.
Не следует пить с утра, но судя по виду из окна, в Кордтауне всегда вечер или ночь. Хлое послушно взяла бутылку и вернулась в гостиную. Герберт не смотрел на свою гостью, девушка проследила за его взглядом – к столику. Рядом с керосиновой лампой там стояла теперь ваза. Красивая стеклянная ваза с самыми разными цветами: бумажными, металлическими, вырезанными из дерева и – Хлое коснулась белого бутона лилии, – кости.
Девушка уселась напротив хозяина дома, поставив к вазе и лампе еще и бутылку. Герберт жестом указал на мертвые цветы.
– Нравятся? – Хлое только пожала плечами в ответ. – Астра. Лилия. Красивы – каждая особенно, по-своему... Прекрасны. Очаровательны. Незабудка. Фиалка... И другие цветы, столь яркие и экзотичные, что я не знаю их названий, – ювелир приподнял очки и потер глаза.
– Астра, Лилия... – пробормотала девушка изменившимся голосом. – Анна. Жозефина. Сибил... Кто еще приходил к вам от мадам Жоржетты?
Герберт кивнул на цветы и едва заметно улыбнулся. Схватывала Хлое все буквально на лету. Некстати вспомнилось, что была все же девушка, которая однажды прибежала от Крамера вся в слезах. Единственная, кто бывал здесь дважды... Второй раз Эмили наведалась к ювелиру по собственному решению – и вернулась, дрожащая от рыданий, проклинающая его, осыпающая его всеми ругательствами, которые только могла вспомнить. Жоржетта тогда сильно разозлилась и приказала Эмили убираться в свою комнату... Хлое стало жутко от непонимания.
Только сейчас девушка заметила на коленях ювелира сложенный из газетного листа цветок. Герберт повертел его в пальцах и поднес к глазам.