Опасаясь, что ее кто-нибудь заметит, Хлое поспешно задернула штору. Чувствуя себя крайне неуютно, она проследовала за деревянную резную перегородку, в лавку Крамера, и обнаружила там на стене часы – стрелки показывали пять. «Времени-то прошло... – подумала девушка. – Всего ничего, а кажется, целый день я здесь...» Кордтаун скоро изменится, станет вновь шумным, суетливым и безумным, засвистят гудки машин, перестанут одолевать тяжелые мысли, нужно будет начинать жить заново, искать новую работу и жилье – если, конечно, патрульный исполнил все свои угрозы и Хлое выгонят и с ткацкого цеха, и из дома мадам Жоржетты.
Девушка рассматривала выложенные на витринах кольца и браслеты, серьги и роскошное ожерелье, и поражалась тому, что даже не испытывает желания украсть что-либо. Пожалуй, один браслет с россыпью мелких изумрудов изменил бы ее жизнь. И еще она поражалась поведению Крамера – не мог же он догадываться, что воровка вдруг решит не обкрадывать доверчивого ювелира?.. Конечно, ей не вскрыть сложные замки, но разбить стекло она вполне способна.
– Нет, – сказала Хлое тихо и решительно. – Не может такого случиться, что вся моя жизнь покатится со склона из-за злобы одного патрульного. Жоржетта знает мужчин и поймет меня, а на фабрике всегда нужны умелые руки.
Она и сама не сразу поняла, что заговорить вслух ее вынудила внезапная тишина. За перегородкой по-прежнему бурчал радиатор, а за стенами слышались голоса прохожих, но... Не хватало звуков со второго этажа. Хлое зябко передернула плечами и поспешила вернуться в гостиную. Из комнаты вели две двери – за первой была уже знакомая кухня, а за второй Хлое понадеялась найти ванную, не прогадала и очень обрадовалась. В доме мадам Жоржетты ванная, конечно, была (мадам следила за здоровьем своих девочек, и с появлением горячей воды во всем Кордтауне требовала соблюдать гигиену), но одна на тридцать с чем-то женщин, и мыться приходилось обычно как можно быстрее.
Хлое посчитала, что не слишком обеднит Крамера, приняв ванну, поэтому закрыла дверь и повернула поблескивающее колесико крана. Смущаться смысла не было никакого, но Хлое все равно прислушивалась – не послышатся ли шаги за дверью? «Страсть и стыд одновременно, – вспомнила она слова ювелира. – Вот уж точно...» Поразительно, как Крамер вскрыл всю ее натуру за какие-то несколько часов.
Дожидаясь, пока воды наберется достаточно, Хлое ежилась от холода кафельных плит под ногами и рассматривала комнату. Мало предметов, но все равно создается ощущение беспорядка: полотенце вместо сушилки висит на спинке стула, вместе с грязной одеждой, зеркало забрызгано, зубной порошок рассыпан по раковине, на маленькой тумбе рядом с ванной – дырчатая ложка с застывшими сахарными каплями... Хлое обнаружила свою одежду, почистила платье и аккуратно сложила, надеясь, что к ночи измятая ткань хоть немного разгладится. Неплохо было бы найти еще и нитку с иглой, но ладно, будет не слишком заметно, если придерживать юбку при ходьбе...
Герберт все же появился – когда Хлое уже собиралась вылезать из ванны, и его реакция опять ее удивила. Распахнув дверь, он застыл на какое-то мгновение, а потом улыбнулся, ушел и вернулся с графином воды. Хлое подтянула колени к груди и взглянула на ювелира, стараясь ничем не выдавать своей неуместной робости.
– Ты не против, что я заняла твою ванную? – спросила девушка, чтобы разбить молчание.
Ювелир окинул ее долгим взглядом сквозь стекла очков и удрученно покачал головой.
– Какая глупость, Роза... Увидев в своей ванной обнаженную молодую женщину, вот как, как я могу быть против?
Он поставил графин к дырчатой ложке, пододвинул стул ближе к ванне, уселся на него и с манерами фокусника достал из тумбы бокал на тонкой ножке и бутылку темного стекла. Этикетка была наполовину содрана, пробка вынута.
Крамер поставил бокал, положил сверху ложку, а на нее – кусок сахара, который достал из той же тумбочки, вместе с коробком спичек. Странные все-таки у него принадлежности для гигиенических процедур... Ювелир стал лить из бутылки зеленый напиток – через кусок сахара в бокал.
– Пробовала? – коротко спросил Герберт, отставив бутылку, когда бокал заполнился на два пальца.
– Нет. Ты решил меня напоить?
– Ни в коем случае...
Крамер поджег сахар и вместе с Розой стал следить, как он плавится и капает.
– Очень интересно бывает смотреть, как меняются люди под воздействием алкоголя... – отстраненно говорил Герберт. – Чаще всего в них просыпается все то грязное, низменное, что они старались прятать, но иногда, очень редко, случается и наоборот. Я встречал полунищего старого механика, что после пары стаканов вина рассказывал о своей первой любви такими словами, которые и от поэтов не услышишь.
Сахар полностью стек в бокал, и ювелир добавил туда воду. Напиток из зеленого стал мутным и беловатым. Герберт вопросительно приподнял бровь. Хлое решительно протянула руку и приняла бокал. Осторожно глотнула.
– Довольно гадко, – поморщилась она.
– Из всего алкоголя этот дает самый поразительный эффект, – продолжил Крамер, отпив в свою очередь. – Не думаю, что с половины бокала у тебя начнутся галлюцинации... – Хлое поперхнулась. – Но расслабление и рассеянные мысли гарантированы.
– Герберт, – проникновенно сказала девушка, – весь мой день сегодня – это сплошная путаница в мыслях и... и ощущениях... Так что, пожалуй, хватит. Мне еще идти вечером...
– Ты уйдешь уже сегодня? – Герберт нахмурился.
Хлое хотела ответить, что преспокойно доберется до дома и волноваться за нее не стоит, но промолчала, дотянулась до полотенца на спинке стула и осторожно выбралась из ванной. Чего она добьется этими словами? Разве Герберт станет беспокоиться? Они друг другу никто и совершенно не нужно знать, что каждый из них будет делать через час, день или год. Поэтому она и выбрала другие слова.
– Конечно, – беззаботно и тепло улыбнулась Хлое. – С твоего позволения, не сейчас, но ближе к ночи, чтоб меньше вероятности встретить патрульных.
– Хорошо, я не держу тебя, – ювелир пожал плечами. – Но думал, тебе будет интересно посмотреть на розу.
– Ты уже сделал ее? – удивилась девушка, одеваясь за спиной Крамера.
– Конечно, – с легкой издевкой произнес ювелира. – Редко когда требуется больше нескольких часов, – он поднялся и равнодушно скользнул взглядом по женщине в его рубашке. Внезапная холодность совершенно сбила с толку Хлое.
Герберт напряженным, отточенным движением поставил на тумбу недопитый бокал и усмехнулся.
– Забавно. Я не всем говорил, что делаю цветы, но те женщины, которые знали... Они отчего-то видели себя в золоте или хотя бы серебре. В блеске и великолепии. И считали, что на такую работу уйдет множество дней, хотя явно не стоили подобных трудов.
Намек был предельно ясен.
– Зачем ты мне это говоришь? – прямо спросила Хлое. – Решил меня...
– А ты о чем думала, Роза? – девушка не договорила, осеклась, таким жестким и злым был голос ювелира. Герберт в упор смотрел на нее пару секунд, затем подошел вплотную и сжал запястья Хлое. Еще утром она бы в такой ситуации сохранила самообладание, но не сейчас – в ванной комнате, в его рубашке, с красными пятнами на шее.