Снова наступила тишина. Потом заговорила Фанни:
— Вы, конечно, правы. Если существует какая-либо вероятность того, что начнется война, я не могу подвергать детей подобной опасности. — Она посмотрела на Розу. — Прости, дорогая Роза, это моя вина. Ты знаешь, как я хотела поехать с тобой, но я не могу рисковать детьми.
— Я знаю. — Роза положила ладонь на руку Фанни. — Я знаю, дорогая кузина, я знаю.
Женщины заметили на лице Пьера глубокое облегчение.
— Тогда вы все возвращаетесь в Англию? — спросил он. Напряжение начало понемногу отпускать его. Он подошел к ним и сел рядом. — Ах… я так рад. Но вы должны срочно покинуть Париж. Я помогу вам чем смогу. Я не мог даже думать о том, что вы все поедете в Египет… в такое время.
Он был поражен, когда они повернули к нему удивленные лица.
— Нет, — ответили они хором.
— Что значит нет?
— Я поеду, — ответила Роза. — Я думала, что это понятно.
— Конечно, она поедет, — сказала Фанни. — Роза, а с ней Мэтти. Они должны покинуть Францию как можно скорее, как вы и советуете. Спасибо вам, Пьер. Вы действительно остались нашим другом. Я вернусь в Англию завтра утром. Мы с детьми отправимся кораблем, как вы и предложили. А потом, конечно, — она посмотрела на Розу любящим взглядом, полным уверенности, — мы встретимся в Индии.
Глава двадцатая
Несколько недель спустя в красивом здании на Леденхолл-стрит, более известном, как Дом Ост-Индской компании, индийцы в тюрбанах подавали чай, разлитый в знаменитый фарфор из Уэджвуда. Епископ всегда радовался этому, когда посещал Ост-Индскую компанию. Из-за закрытых дверей доносились приглушенные голоса мужчин. Преподобный Гораций Харботтом, его дядя-епископ, адвокат и директора компании вели оживленную беседу Однако один из молодых директоров, разглядывая свои ухоженные ногти, подумал, что если епископ и его племянник задержатся у них надолго, то он сам тоже сбежит в Индию. Хотя викарий на вид казался неплохим парнем. Но в основном собравшиеся джентльмены обсуждали Долг. На самом же деле, как заметил молодой директор, разговор шел не о долге Ост-Индской компании, или церкви, или юристов, или даже долге преподобного Горация Харботтома и его дяди-епископа. Но все пришли к согласию относительно долга миссис Фанни Харботтом. Еще они говорили о законе. Письма были своевременно отправлены (увы, не от имени молодого директора — он бы хоть рассмешил Фанни), а от имени закона Англии, англиканской церкви и Ост-Индской компании. Они были посланы отцу Фанни. От него тоже ожидали исполнения долга.
Но миссис Фанни Харботтом была уже далеко. Она проснулась под шум ветра в парусах и моря за бортом. К этим звукам примешивался шум собрания квакеров, которое проводилось на палубе «Сокровища» в предрассветных сумерках.
— Господь есть Любовь, — говорили квакеры.
«Сокровище» был небольшим барком, и когда, выдержав штормы в Бискайском заливе, во время которых можно было лишь неподвижно лежать, квакеры, бывшие на борту, начали молиться на палубе, англиканские миссионеры, плывшие в Африку, и англиканский священник, направлявшийся в Индию, предъявили капитану официальную жалобу на то, что раскольники нарушают покой. Хотя на самом деле во время своих собраний квакеры большую часть времени просто сидели и молчали.
Капитана подобные вещи не сильно интересовали, но важное лицо на борту, по всей видимости, поддерживало квакеров, поэтому был достигнут компромисс, согласно которому квакеры могли проводить собрания, но, если их не затруднит, делать это до завтрака.
Таким образом, пока «Сокровище» приближался к тропикам, квакеры встречались на рассвете, когда летучие рыбы прыгали вокруг носа отважного суденышка. Фанни распирало от любопытства, поэтому она стала присоединяться к их встречам, пока дети спали. Сначала она держалась поодаль, но со временем, поскольку они вели себя очень дружелюбно, она уже почти превратилась в члена группы. Квакеры восхищались красотой и необъятностью окружавшего их мира. Они сидели молча или говорили о Боге и с Богом. Говорили как женщины, так и мужчины. Казалось, между ними не было никакой разницы. «Бог есть Любовь», — часто повторяли они. Они представляли собой поразительную общину. Не все они носили серое. Фанни объяснили разницу между «веселыми» и «обыкновенными» квакерами. «Веселые» квакеры, казалось, больше смеялись и часто пели. Однажды вечером невысокий джентльмен по имени мистер Огаст, который не был одет в серое, пропел пассажирам «Сокровища» приятным тенорком историю злоключений «Барбары Аллен». А на следующий день он рассказывал собратьям о Божьем милосердии.