Для упрочения княжеской власти над населением земель, объявленных принадлежащими киевскому князю, применялись две различные формы мероприятий: во-первых, устанавливалась более определенная фиксация повинностей и их норм ("уставы", "уроки", "оброки" и "дани"), а во-вторых, создавались эпические произведения, прославлявшие великую княгиню в ее внешней политике (исторически недостоверное сказание о крещении в Царьграде) и устрашающее "Сказание о мести", первое на Руси монархическое произведение, рассчитанное на запугивание народных масс и местной знати показом трагической обреченности всех попыток неповиновения Киеву. К этому же разряду охранительных государственных мер следует отнести и попытку введения христианства Ольгой.
Государство Киевская Русь выглядит уже вполне оформившимся и в меру исторических условий устроенным. Эпоха Ольги завершала собою большой, полу-торасотлетний период истории Руси от "каганата ру-сов" начала IX века до Киевской Руси середины X века, описанной авторами разных стран.
В самых восторженных тонах придворного панегирика описано русским летописцем короткое княжение Святослава Игоревича (964-972). Страницы, посвященные этому князю, являются не столько хроникой событий, сколько воспеванием доблести, рыцарства и мудрости молодого князя, "славой", "хвалой" ему, где восхищение преобладает над добросовестным описанием. Автор небрежен в датировке событий, его не интересует география театра военных действий. (Он пропускает такие известные города, как Филиппополь, Преслав Великий, Аркадиополь.) Даже император Византии у него оставлен без имени, точь-в-точь как в том сказании, каким пользовался Нестор, извлекая из него сведения о путешествии князя Кия в Царьград "к цесарю, которого не съвемы". Имя императора Иоанна Цимисхия указано только в пересказе договора 971 года, сделанном другим лицом.
Летописная запись о Святославе хорошо сохранила эпический строй дружинной поэзии, близкой к былинам, но не тождественной им; как уже говорилось, в народном эпосе имени Святослава нет.
Автор дружинного сказания показывает своего героя слушателям (а потом и читателям) еще ребенком, "детским вельми". Но этот мальчик 3-5 лет обрисован как настоящий князь-полководец – он открывает сражение с древлянами броском своего копья, и воеводы почтительно говорят: "Кънязь уже почал. Потягнем, дружино, по кънязи!"
На последующих страницах летописи переплетаются голоса летописца-церковника, превозносящего Ольгу за принятие христианства, и певца-воина, славящего князя за верность своей языческой дружине – на уговоры матери последовать ее примеру пятнадцатилетний княжич твердо отвечал: "Како аз хощю ин закон при-яти един? А дружина сему смеятися начнуть…" Христианство было отвергнуто Святославом, так как он и его бояре хорошо знали, что за крещением последует вассалитет по отношению к Византии и очередной цесарь охотно назовет его "сыном" в феодальном смысле.
Под 964 годом в летопись включено эпическое описание начала самостоятельного княжения Святослава, возможно, сохранившее первоначальную ритмику устного сказа:
"Кънязю Святославу възрастьшю и възмужавъшю нача вой съвъкупляти мъного и храбр бе бо и сам храбр. И льгъко ходя, акы пардус, войны мъногы творяше. Ходя же, воз по себо не вожаше, ни котьла, ни мяс варя но по-тънъку изрезав конину или зверину или говядину на угъльх испек ядяше. Ни шатьра имеяше, но подъклад постилаше а седыго – в головах. Такоже и прочий вой его вьси бяху И посылаше к странам глаголя: "Хощю на вы ити!"
Перед нами спартанец, привыкший к суровому походному быту, пренебрегающий жизненными удобствами ради быстроты движения войска без отягощающего обоза. Стремительный барс благороден: он заранее предупреждает противника о своем походе.
Перед сражениями Святослав вдохновлял свое войско речами, ставшими позднее хрестоматийными. Об этих речах полководца, обращенных ко всем воинам, свидетельствуют и греческие писатели, современники событий.
Лицевое изображение великого князя Святослава. Титулярник. 1672 г.
Византийский хронист X века Лев Дьякон приводит одну из речей Святослава: "…Проникнемся мужеством, которое завещали нам предки, вспомним о том, что мощь россов до сих пор была несокрушимой, и будем храбро сражаться за свою жизнь! Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством. Мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей!"
Летописная передача речей Святослава (около 969 года) близка к этой записи участника императорских походов:
"Уже нам некамо ся дети – волею и неволею стати
противу.
Да не посрамим земле Русьскые, но лязем
костию ту!
Мъртви бо срама не имам;
аще ли побегаем, то срам имам.
И не имам убежати, но станем крепъко!
Аз же пред вами пойду;
аще моя глава ляжеть – то промыслите о собе".
И реша вой: "Идеже глава твоя,
ту и главы наша съложим!"
Святослав воевал в Волжской Болгарии, в Хазарии у Каспийского моря, в печенежских степях, на территории Болгарии и в Византии.
По самым минимальным подсчетам, Святослав прошел походами за несколько лет 8000– 8500 километров. Иногда историки обвиняют Святослава в излишней воинственности, безрассудной драчливости, называя его авантюристом, "предводителем бродячей дружины". При этом обычно ссылаются на события 968 года, когда в отсутствие князя печенеги осадили Киев и Ольга с внуками оказалась в опасности.
"И посълаша кыяне к Святославу, глаголюще: "Ты, къняже, чюжея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив – малы бо нас не възяша печенези…"
Легкий, как пардус, князь, находившийся в это время на Дунае, "въбързе въсед на коне с дружиною своею, приде Кыеву и целова матерь свою и дети своя и съжалися о бывъшимь от печенег. И събьре вой и прогъна печенегы в Поле. И бысть мирьно".
Независимо от благополучного исхода эпизода с осадой Киева обвинение в авантюризме и отсутствии государственного мышления осталось на Святославе. Нам надлежит рассмотреть деятельность этого князя более подробно и на широком историческом фоне.
Прежде всего следует сказать, что военная деятельность Святослава при всем ее небывалом размахе подчинена только двум направлениям: волжско-кас-пийскому (хазарскому) и цареградскому, византийскому. Оба они являются, как мы уже неоднократно видели, основными направлениями торговых экспедиций, организуемых Киевской Русью как государством. Государственный экспорт был формой реализации первичной феодальной ренты, и обеспечение его безопасности являлось важнейшей задачей молодой державы.
К X веку торговля Руси с Востоком приобрела и транзитный характер. В получении разных восточных товаров (шелк, пряности, оружие, украшения, скакуны и многое другое) были заинтересованы многие государства Северной Европы и Франция, не имевшие прямого доступа к ним: Византия слишком строго регламентировала и централизовала свой экспорт; прямая сухопутная дорога в анатолийские восточные земли была закрыта мощным полукольцом кочевых племен от Среднего Дуная до Нижней Волги: мадьяры, тюрко-болгары, печенеги, хазары, кипчаки, гузы.
Крестовыми походами XI-XIII веков западноевропейское рыцарство пробило себе путь на Восток, а до крестовых походов только Киевская Русь была в силах провести свои "бремены тяжкие" через кочевнические заслоны и в Багдад, и в Царьград, и в Раффельштетен или в Регенсбург на Дунае.
Борьба за свободу и безопасность торговых путей из Руси на Восток становилась общеевропейским делом.
Паразитарное государство хазар, жившее за счет таможенных пошлин, держало в своих руках все выходы из Восточной Европы на Восток в страну гузов, Хорезм и остальные владения Халифата. Хазарский каган брал огромные пошлины при проезде и возврате, а в случае благоприятного для него соотношения сил просто фа-бил возвращавшиеся русские караваны, как это было в 913 году.