— Лягушатников не видно, — довольно сказал Шарп, и уже собрался опустить подзорную трубу, как вдруг увидел какие-то движение в ущелье, куда убегала дорога. Шарп затаил дыхание, вглядываясь в узкий проем.
— Что там? — спросил д'Алемборд.
Шарп не ответил. Он смотрел на расщелину в сером камне, из которой внезапно появилась армия. Во всяком случае, это было похоже на армию. Шеренга за шеренгой пехотинцы в грязно-серых мундирах с трудом тащились с севера. Они шли из Франции. Он передал трубу д'Алемборду.
— Скажи, что ты видишь, Дэйли?
Д'Алемборд взглянул в окуляр и тихо ругнулся.
— Целая бригада, сэр.
— Которая, к тому же, движется не в том направлении, — сказал Шарп. Без подзорной трубы он не видел врагов, но мог предположить, что они собираются предпринять. Гарнизон должен пройти этой дорогой, и французскую бригаду послали убедиться, что проход открыт.
— Они не станут выступать сегодня, — сказал Шарп. Солнце уже опустилось за горные пики на западе, сгущалась ночная тьма.
— Но завтра он будут здесь, — взволнованно отозвался д'Алемборд.
— Верно, завтра. В самый Сочельник, — сказал Шарп.
— Что-то их многовато, — вымолвил д'Алемборд.
— Верно, — сказал Шарп. Он снова выдвинул трубу и стал разглядывать приближающихся французов. — Ни кавалерии. Ни артиллерии. Только пехота.
Он еще долго вглядывался в меркнущий свет, чтобы убедиться, что ни всадников, ни пушек у французов нет.
— Бочки, — внезапно сказал Шарп. — Бочки — вот что нам нужно!
— Бочки, сэр? — д'Алемборд уставился на Шарпа, словно майор вдруг тронулся умом.
— В таверне в Ирати, Дэйли, должны быть бочки. Я хочу, чтобы сегодня вечером они были здесь, все до одной.
Потому что завтра враги будут спереди и сзади, и от Шарпа потребуется удержать дорогу и выиграть сражение. Под Рождество.
Генерал Максимилиан Пикар был недоволен. Его бригада опаздывала. Он ожидал, что будет в Ирати в полдень, но люди плелись, словно стадо хромых коз. В сумерках им еще оставалось пересечь долину с крутыми склонами и подняться на отвесный холм. Так что он наказал их, приказав разбить лагерь прямо в долине.
Он знал — они ненавидят его за это, и позволял им это. Большинство из них были новобранцы, их нужно было закалить. Ночь на холодных скалах отлично послужит для этой цели.
На растопку здесь годились лишь низкорослые деревца, растущие в расщелинах скал и заметенные первым зимним снежком. Однако новобранцы не имели понятия о том, как разжечь сырую, жесткую древесину, и продолжали страдать. Из пищи у них был лишь черствый хлеб, однако в реке было вдоволь чистой, холодной воды.
— Еще две недели, и она замерзнет, — сказал Пикар.
— Здесь так же плохо, как в России, — согласился Сантон, начальник его штаба.
— Хуже, чем в России, быть не может, — ответил Пикар, хотя, по правде говоря, российская кампания ему даже понравилась. Он был из тех нескольких людей, кто все сделал правильно, он был приучен к успеху. Не то что полковник Гюден, гарнизон которого он собирался спасать.
— Гюден совершенно бесполезен, — сказал Пикар.
— Я никогда его не встречал.
— Надеюсь, завтра вы встретитесь. Но, зная Гюдена, в этом можно и усомниться. Он вечно вносит путаницу. — Пикар наклонился к костру и разжег трубку.
— Я наблюдал за его падением. Он был многообещающим офицером, но после Индии… — Пикар пожал плечами. — Неудачник, вот он кто. А тебе известно, как Император относится к удаче. Он считает, что только она и нужна солдату.
— Удача может вернуться, — заметил Сантон.
— Не к Гюдену, — отозвался Пикар. — Этот человек обречен. Если бы к нему не присоединился 75-й, мы бросили бы его гнить в Испании.
Сантон взглянул на темный северный холм.
— Будем надеяться, что англичане не ждут его там.
Пикар усмехнулся.
— Пускай. Кого они могут послать? Один батальон? Полагаешь, нас это остановит? Мы выставим вперед гренадеров, чтобы они подстрелили себе ростбиф на завтрак. А потом мы займем Ирати. Что там?
— Ничего, — ответил Сантон. — Несколько пастухов.
— Баранина и пастушки к Рождеству, — сказал Пикар. — Последний привкус Испании, а?
Генерал улыбнулся, предвкушая. Ирати мог быть самой убогой приграничной деревушкой, но деревушкой, принадлежащей врагу. А это означало разграбление. Пикару даже хотелось, чтобы деревня оказала сопротивление: тогда он проверит своих новобранцев в бою. Это всего лишь уличные мальчишки, слишком юные, чтобы бриться, и они должны ощутить вкус крови, прежде чем армия Веллингтона вступит на французскую землю. Дай молодому солдату почувствовать вкус победы, и он будет стремиться к ней снова и снова, считал Пикар.
Проблема была в полковнике Гюдене. Он привык к поражениям, а Пикар — победитель, невысокий ростом, как и Император, и такой же безжалостный. Верный солдат Франции, он провел бригаду по заснеженной России. Его отряд уцелел, сумев скрыться от преследования казаков, случайно обнаруживших врага.
Настанет утро, и он покажет любому, кто бы ему не противостоял, как умеет сражаться ветеран российской кампании. Он заставит их надолго запомнить это Рождество, кровавое Рождество в высокогорном, суровом местечке. Ведь он — генерал Пикар, и он не отступает.
— Это как-то неправильно — воевать в Рождество, — сказал Шарп.
— Рождество завтра, сэр, — возразил Харпер, как будто от этого сегодняшнее сражение становилось более приятным.
— Если сегодня нам придется драться, пригляди за мальчишкой Николсом. Я не хочу потерять еще одного знаменосца, — сказал Шарп.
— Да, он чудный парнишка, — сказал Харпер. — Я пригляжу за ним, обязательно.
Знаменосец Николс стоял в центре линии Шарпа, под двойным знаменем полка. Добровольцы Принца Уэльского заняли позицию шагах в 50 от границы, обозначенной лишь пирамидой из камней, — достаточно далеко, чтобы французы, приближаясь с юга, не увидели их за гребнем холма. Позади, на испанской стороне, ущелье плавно спускалось к деревне, а перед батальоном холм сначала поднимался, а потом резко обрывался вниз. Дорога зигзагами взбиралась на холм, и вражеский отряд должен был выйти прямо на мушкеты Шарпа.
— Это будет все равно, что стрелять крыс в западне, — довольно сказал Харпер.
Так оно и было, но вражеский отряд все еще мог причинить неприятности. И потому Шарп держал батальон на границе, оставив лишь небольшой пикет оборонять дорогу на юг.
Пикетом командовал капитан Смит. Он должен был предупредить Шарпа, если отступающий французский гарнизон появится в поле зрения. Но что Шарп будет делать тогда? Если он отдаст приказ двигаться на юг, французская бригада поднимется на холм и атакует его с тыла, но пока он стоит на гребне холма, гарнизон вот-вот появится в деревне позади него. Оставалось надеяться, что гарнизон не успеет подойти сегодня.
Пока впереди не было никаких признаков французов, разбивших лагерь в долине по ту сторону границы. Сейчас им, должно быть, очень холодно. Холодно, страшно, сыро и неуютно, в то время как люди Шарпа провели время со всем возможным комфортом, который возможен в таком убогом местечке. За исключением часовых, его солдаты ночевали в тепле в домишках Ирати и вполне прилично позавтракали хлебом с засоленной говядиной.
Шарп переступил с ноги на ногу и подул на замерзшие руки. Когда же французы появятся? Не то чтобы он спешил с ними встретиться. Но чем больше они запаздывали, тем больше была вероятность, что ему придется простоять на этой дороге весь день. Однако солдатам (он чувствовал это) хотелось поскорее покончить с этим кровавым делом. Кровавым для французов, которым Шарп расставил ловушку.