Выбрать главу

В это время властно зазвонил телефон, Николая связали с радиостанцией, и он напряг все свое внимание. Говорить с человеком, сидящим рядом, легче, чем выступать перед миллионами и не чувствовать их.

На лбу Островского выступили капельки пота. Сильной рукой Чкалов приподнял его под спину вместе с подушкой, и Николай заговорил. С каждым словом его голос креп, становился яснее и четче. Он был похож на истинного пропагандиста, устремленного в будущее. Он говорил о жизни, словно видел наяву обновленные города, светлые корпуса фабрик и заводов, обильные нивы колхозных полей, будто перед ним стояли и злейшие, кровавые враги — фашисты, которые уже зажигали мир зловещими факелами войны.

Волнения сильно утомили его. Но сердцем он был рад, что сделал еще одно полезное дело. Его выступления — это его выстрелы по врагам и дружеские руки тем, кто шел неизведанной дорогой социализма.

Ольга Осиповна неусыпно следила за сыном. Заметив на его лбу обильный пот, она платочком вытерла, дала из ложечки попить и поправила подушку, одеяло.

Гости распрощались и ушли. А жизнь вокруг кипела. Играла музыка. Слышались звонкие ребячьи голоса. Жизнь звала к борьбе.

Немалую помощь Николаю Островскому оказал литературный критик Корнелий Люцианович Зелинский. Разбирая его творчество, Зелинский сделал подробнейший анализ романа «Рожденные бурей». Николай же всегда был рад самой жестокой, самой суровой, но, разумеется, честной критике.

В итоге своей критики Зелинский восхищался Островским. Позднее он писал Николаю: «Экзамен выдержан и выдержан талантливо. Я тебя по-настоящему уважаю, чтобы говорить комплименты, и мне хочется, чтобы образы твоей новой книги были так же сильны и полновесны, как незабываемый образ Павки Корчагина, отныне навсегда вошедший в литературу…

Просто диву даешься, как ты, выражаясь шахматным языком, «не глядя на доску», управляешься с немалым числом фигур…

Мне думается, сила твоя как художника заключается, во-первых, в глубоком знании и постоянном взволнованном ощущении жизни рабочих, и шире — трудящихся масс, во-вторых, в большевистском воспитании ума и воли, в-третьих, в ясности и целеустремленности твоего романтического языка».

У Николая Островского тесная дружба завязалась и с Михаилом Шолоховым. Их письменная перекличка была настолько тепла, искрения, что ей могут позавидовать многие. Известный уже мастер в те годы, Шолохов старался поддерживать бодрый настрой Островского, зная, что без этого настроя настоящего творчества не будет.

Острота слова и природный юмор Шолохова крепко залегали в сердце Николая, они раскрывали ему школу писательского мастерства. Островский посылал Шолохову свои рукописи и требовал самой суровой оценки. «Хвалить — это только портить человека. Даже крепкую натуру можно сбить с пути истинного, захваливая до бесчувствия.

Настоящие друзья должны говорить правду, как бы ни была остра, и писать надо больше о недостатках, чем о хорошем, — за хорошее народ ругать не будет», — писал Островский Шолохову 28 августа 1936 года.

С Николаем Островским познакомился и Александр Фадеев. Он радовался, что в отряд советских литераторов вступил такой самоотверженный боец, каким был Островский. Фадеев писал Николаю: «…я очень рад был познакомиться с тобой. Радостно сознавать, что большевики уже нашего с тобой поколения, т. е. относительно молодого поколения, дают образцы такого непревзойденного, величавого и простого мужества и преданности революционному делу. А книга твоя несомненно пробуждает в людях нашего советского народа самые лучшие и передовые чувства, и это — ее главное достоинство…

Знаю, что нет такой силы на свете, которая смогла бы поколебать твой дух и согнуть твою волю».

Внимательно следил за творческими шагами Островского Алексей Максимович Горький. В конце апреля он задумал написать статью о романе «Как закалялась сталь», но смерть помешала ему это сделать. Островский любил великого пролетарского писателя, человека с трудной, но интересной жизненной судьбой, и всегда ждал, что тот скажет по поводу его произведения.

Дом Островского был открыт для многих. Его популярность была велика. Каждый хотел видеть этого твердокаменного большевика, легендарного человека, в котором воплотились черты безгранич-його терпения, мужества и любви к Родине. С ним разговаривали отдыхающие и гастролирующие артисты. Своей игрой, пением, рассказами они хотели отдать ему часть своего таланта, чтобы восполнить то, что он не мог видеть. Поэты читали ему стихи, а прозаики хотели поделиться секретами своего мастерства. Знатные стахановцы — Герои Труда рассказывали о своих достижениях. И каждый по крупице заряжал мозг Островского энергией, которая ему нужна была в творческой работе и борьбе с недугами.