Во-вторых, потому что на кровати было одеяло, без которого сейчас девушке абсолютно точно не обойтись.
Стиснув его края пальцами, уткнувшись подбородком себе в грудь, она тихонько плакала, изредка пронзая ночную тишину всхлипами.
Изабелла пришла сюда в белой блузке, разорванной на плече, и светлой юбке-карандаш - похоже, что прямо из офиса. Однако ни колготок, ни лосин, ни даже элементарных носков на ее ногах не оказалось. Туфли на босу ногу. В середине осени.
Заплаканная, ошеломленная, пострадавшая и тщетно старающаяся взять себя в руки, сейчас, в своей одежде, со своим выражением лица и фигуркой, сжавшейся под накинутым на плечи одеялом, Белла была ангельски невинна. Ей не хватало только нимба, чтобы завершить образ. Эдвард не сомневался, что наблюдает сейчас то, как выглядят ангелы после защиты людей от их грехов. После их спасения.
- Меньше болит? - с надеждой спросил он, ненадолго убрав компресс со льдом от ее вспухшей покрасневшей скулы.
Белла нерешительно кивнула, спрятавшись за завесой из волос. Несмотря на согласие, ее слезы потекли сильнее.
- Синяк, конечно, останется, но он маленький, быстро пройдет, - утешал Эдвард, стараясь не заострять внимание на ненужном, - а как общее самочувствие, Изза?
Он изо всех сил держал себя в руках, задвинув собственные мысли и беспокойство подальше и выпуская их наружу маленькими порциями только через такие вот, казалось бы, незначительные вопросы. Внутри что-то рвалось на части от вида Беллы. И страшный огонек, мерцающий на задворках сознания, нашептывал, что кто бы ни сделал с ней такое, он понесет наказание. Заслуженное и очень, очень серьезное. Даже его сын.
- Все хорошо, - набравшись смелости и взглянув прямо в глаза своего благодетеля, девушка умудрилась даже сдержать всхлип, - я не доставлю вам неудобств, мистер Каллен. Сейчас только чуть-чуть согреюсь… и пойду. Спасибо, что приютили меня.
На некоторых словах ее голос срывался, а пальцы сжимали одеяло слишком сильно. Слезы текли и текли, не собираясь останавливаться, однако Белла в упор их не замечала. В ней проснулось смущение. Снова.
- Вы переночуете у меня, - тоном, не терпящим возражений, но все же довольно мягким, объяснил нежданной гостье Эдвард, - на улице небезопасно, а еще к тому же и страшно холодно.
- Я не могу…
- Еще как можете, Белла, - он сам поправил край покрывала, спрятавшего ее худенькие дрожащие плечи, - помните, как я у вас? Вы настояли.
- Вы там были из-за меня…
- Это совсем неважно, - уверил Каллен. И правой рукой, оставшейся свободной, убрал с лица девушки упавшие на него пряди, мокрые и тусклые, а затем и отвел их за ухо. Ненароком коснулся кожи и что-то яркое, почти электрическое, ударило в сердце - и больно, и приятно.
То ли для Беллы это было чересчур, то ли она уже и так была на изломе своей способности сдерживаться, но такое касание стало последней каплей.
- Эдвард…
Ее руки оставили одеяло в покое и обвились вокруг его шеи, лицо уткнулось в теплое широкое плечо, а пятки перестали касаться паркета, уступив эту честь коленям. Теперь Изза сидела на полу и прижималась к своему защитнику, как к последнему, что у нее осталось. Она плакала, да, она всхлипывала, да, но теперь не молчала. Теперь слова лились из нее беспрерывным потоком.
- Я сказала ему правду… я сказала ему то, что никому не говорила раньше, Эдвард. Я подумала, раз мы сочетаемся браком меньше, чем через две недели, ему нужно знать. Но я не рассчитывала на такую реакцию… он же говорил, что любит меня… я думала… я верила…
- Какую правду? - Эдвард насторожился, однако оттолкнуть девушку себе не позволил. Это было непередаваемым, восхитительным чувством - держать ее в руках, чувствовать ее рядом. Последние два месяца это было его недостижимой мечтой, а сейчас она сама, совершенно не таясь, обнимала его. И плакала. И успокаивалась, когда он гладил ее волосы, спину и тонкую талию. Когда бы композитор посмел от такого добровольно отказаться?
- Я бесплодна, - с трудом проговорив это слово, шепнула она, - у меня никогда не будет детей и я никогда не смогу их даже выносить. Мистер Каллен, в восемнадцать у меня обнаружили миому матки и провели гистерэктомию. Мне очень жаль.
Она договорила на одном дыхании, не сбавляя ни ритма голоса, ни его тона. Договорила и смело, будто была ко всему готова, вздернула голову. Зеленые глаза переливались от боли и слез, ресницы намокли и потяжелели, а уголки губ страдающе опустились вниз. Более болезненного вида этой девочки Эдвард еще не наблюдал.
Вот, о чем говорил Карлайл! Вот почему сказал, что она не доставит проблем! Что кроткая!
Неужели Изза считает, что из-за такой неполноценности никто и никогда не женится на ней? Не сделает своей, не защитит, не назовет любимой?..
Мысли были такими ужасными, прямо-таки истязали. Но что хуже, что страшнее всего, стоило ему поднять руку после услышанного, дабы погладить мисс Свон по плечу или же по волосам в очередной раз, она вскрикнула и сжалась в комочек. Руки накрыли голову, колени подтянулись к груди, смяв блузку.
- Белла… - ошарашено пробормотал Каллен, поняв, чего она так испугалась.
- Я не хотела никому портить жизнь, - затараторила она, надеясь успеть до первого удара, - если бы я не поверила, что он меня любит, я бы ни за что на свете не позволила себе на что-то надеяться! Я почти не встречалась с мужчинами… я не должна была выходить замуж… простите меня… пожалуйста, пожалуйста, простите меня, Эдвард!..
Она съеживалась все больше, одновременно стараясь отползти подальше, в зону недосягаемости мужских рук. И слез уже не чувствовала, и саднящего горла, и избитого лица, где на губе снова показалась свежая кровь, не ощущала. Был лишь животный, плохо передаваемый страх снова ощутить боль. Почему-то Иззе казалось, что у отца Джаспера рука была потяжелее.
Мистер Каллен, к которому шла как к защитнику, а теперь видела как своего мучителя, оправдывал все ее ожидания. Он поднялся с пола, он глубоко вздохнул, он подошел к ней, бросив тень на пол и наклонился… наклонился, чтобы ударить и как следует объяснить, что такие шутки плохи. Что не имеет она права, прокаженная, претендовать на его сына. На деньги. Вообще на замужество и счастливую жизнь в принципе!
Глаза Изабеллы широко распахнулись, а придушенный вскрик вырвался из груди.
Но вместо того, чтобы оставить звонкую пощечину или новую кровоточащую ранку на ее лице, вместо того, чтобы потянуть за волосы и заставить посмотреть на себя, Эдвард… погладил ее!