По полу стелился черный густой дым. В доме был пожар, и, очевидно, загорелось что-то наверху.
И Опал тоже была там, наверху… Милли говорила, что Опал с малышом сегодня проведут весь день в постели: она еще слишком слаба после болезни. Она не одевалась и не спускалась вниз после того, как ушла Миллисент, иначе он знал бы об этом. Она должна была заглянуть в его комнату или, по крайней мере, занести малыша.
— Опал! — выкрикивал он ее имя снова и снова. Она не отвечала. Алан похолодел от ужаса. Она, должно быть, спала, когда начался пожар, и ничего не заметила! Она, наверное, задохнулась во сне… Он слышал, что во время пожаров спящие часто задыхаются во сне от дыма, а потом, не приходя в сознание, гибнут в огне. О, Опал! Она, наверное, лежит там без сознания, не в силах проснуться. Боже, неужели она и ребенок станут беспомощными жертвами пожара?!
— Опал! — Он схватил деревянный стул, стоящий здесь же, рядом с лестницей, и стал что есть силы колотить по перилам. Он стучал снова и снова, создавая невообразимый Шум, пока стул не развалился на части. А Опал все не отзывалась.
Так он ее никогда не разбудит. Кто-то должен спустить вниз ее и ребенка, и как можно скорее. Он быстро подъехал к входной двери и, выглянув на улицу, стал звать на помощь. Но он понимал, что .это бесполезно. Андерсоны, живущие через дорогу, слишком стары, а Джонатана Лоуренса, скорее всего, не было дома. Кроме того, у Алана не оставалось времени для размышлений и поисков выхода; огонь разгорался. Опал могла погибнуть в любой момент. Он не мог ждать, пока кто-то подойдет.
Алан вернулся к лестнице и, задрав голову, снова стал звать девушку, разрываясь от бессильной ярости и проклиная свою беспомощность. Опал было некому спасти, кроме него самого, а он не способен подняться по лестнице, чтобы вынести ее из огня. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным и жалким, таким ненужным из-за своей инвалидности. Опал погибнет, и ребенок тоже — и все из-за того, что он не может ходить!
С животным криком отчаяния Алан схватился за перила так высоко, как только был способен дотянуться, и в нечеловеческом напряжении собрав все силы, приподнялся в кресле и бросился вперед. Он тяжело упал боком на перила, не обратив внимания на резкую боль в ребрах от впившегося в бок острого края перил. Он пытался подтянуться, ухватившись за перила, еще на некоторое расстояние. Медленно переставляя руки и подтягивая свое тело, он поднимался вверх по лестнице; ноги бесполезно волочились по ступенькам.
Алан старался подниматься как можно быстрее, но все равно, это, казалось, занимало целую вечность. Он остановился, оперевшись на стену. Отдохнув, Алан вновь начал подниматься вверх; по лицу и шее струился пот.
Преодолев, наконец, подъем по лестнице, дальше он стал ползти быстрее, опираясь на руки, волоча ноги за собой. Здесь, наверху, дым сразу окутал его, разъедая глаза и затрудняя дыхание. Алан закашлялся. Дым становился все гуще и гуще.
Он шел из-под двери комнаты Милли в конце коридора; там были видны отблески пламени. Алану стало жарко, с каждым вдохом легкие наполнялись горячим едким дымом.
Алан подполз к комнате для гостей, в которой, по словам Миллисент, спала Опал. Открыв дверь, он увидел лежащую на кровати Опал. Алан знал, что никогда не сможет дотянуться до высокой кровати и подхватить Опал на руки. Он остановился, тяжело дыша. Затем, напрягшись, одной рукой оперся о комод, а другой вцепился в матрас и со всей силой потянул его на себя.
Снова и снова Алан дергал матрас, пока он вместе с Опал не упал ему на спину. Алан с минуту не двигался, тяжело переводя дыхание, затем осторожно выполз из-под матраса. Опал лежала с закрытыми глазами, прижимая к груди ребенка. Лицо ее было бледным и словно бы умиротворенным, и на какое-то мгновение сердце Алана сковал страх. Ему показалось, она мертва.
Но вдруг он заметил, что ее грудь слегка поднимается и опускается, и у него вырвался вдох облегчения. Но нужно было спешить. В комнате становилось все жарче, воздух наполнился густым ядовитым дымом, который тяжело расползался по полу, как раз там, где они лежали. Он должен успеть перетащить Опал и Роберта вниз, пока сам не потерял сознание от дыма.
Алан набросил на себя и на них покрывало, чтобы хоть как-то защититься от удушливой завесы. Затем подложил руку под спину Опал, обняв ее за талию, а другой рукой стал придерживать малыша. Медленно и осторожно он начал подталкивать их к выходу.
Потом Алан никак не мог понять, как ему удалось перетащить их на лестницу. Это был медленный, мучительный путь, ночной кошмар, в котором слилось все: жара, черный удушливый дым, заполнявший легкие, дрожащие от напряжения руки… Иногда он подтягивался вперед на одной руке, а другой придерживал Опал и ребенка. Иногда, чтобы перевести дух, проползал немного вперед, затем, оборачиваясь, брался за край ночной рубашки Опал и волок их с Робертом за собой.
Это казалось совершенно невероятным, но Алан все-таки подтащил их к лестнице, кашляя и задыхаясь, чувствуя, что силы на исходе. Он уронил голову на руки и, если бы не полуобморочное состояние, то разрыдался бы. Ну, как он спустится с ними по лестнице? Нести он их не может, а как по-другому преодолеть эти крутые ступеньки? Боже, он, пытаясь спасти, погубит Опал и малыша!
Но он знал, что бездействие сейчас подобно смерти. Все они погибнут если не от огня, так от удушья! Он стащил со спинки кровати покрывало и разостлал на полу, взял из рук Опал ребенка и неловко перекатил тело едва дышащей Опал на покрывало. Держа на одной руке ребенка, другой он тянул за собой покрывало с Опал. Затем, крепко прижав к себе одной рукой Опал и малыша, другой он зацепился за перила и стал неловко, на боку, сползать вниз, волоча за собой бесчувственные ноги. Ступеньки больно упирались Алану в ребра и локоть, на который он опирался. Чем ниже они сползали, тем труднее ему было удерживать на одной руке Опал, мальчика и самого себя. В конце концов, пальцы, держащиеся за перила, разжались, и Алан, не выпуская свою ношу, покатился вниз, больно ударяясь головой о ступеньки.
Задыхаясь, Алан лежал на площадке лестницы, чувствуя тупую, ноющую боль в голове. Перед глазами было темно. Он хватал ртом воздух, стараясь не потерять сознание. Оставался еще один пролет, всего в несколько ступенек. Здесь нельзя было останавливаться. Он решительно схватился за стену и начал подтягивать свое тело, пытаясь подняться. Он не мог видеть своих свежих царапин и ссадин на руках или огромной шишки на голове, хотя чувствовал струйку липкой крови, сочившейся из разбитой брови прямо на веки, мешая смотреть. Это, конечно, раздражало, но у него не было времени, чтобы вытереть кровь. Каждая его мысль, каждый мускул, каждый нерв был нацелен на одно: как можно скорее вниз, к свежему воздуху.
Медленно, собрав всю волю, он пополз вперед. Еще немного, еще…
— Боже! — услышал он где-то внизу мужской голос. — Алан!
Раздались быстрые шаги — кто-то вбежал наверх и поднял Опал с покрывала, которое Алан держал из последних сил.
— Проклятье! Бетси, быстро отсюда! — услышал Алан резкий крик и тоненький голосок девочки: — Я вынесу Роберта!
Теперь Алан, наконец, позволил себе расслабиться. Они в безопасности! Веки опустились, он больше не мог держать глаза открытыми, последние силы иссякли. Его окутала темнота, и только в единственной точке — там, где он ударился головой о ступеньки — пульсировала боль. Уже сползая вдоль стены по последнему пролету лестницы, он понял, что все страшное осталось позади. Алан потерял сознание.
Миллисент мчалась по улице, не замечая никого вокруг. Чем ближе становился дом, тем отчетливее она осознавала, что пожар где-то совсем рядом. Милли не могла выбросить из головы мысль, что очень многие в городе не любят Джонатана за его статьи. Она вспомнила, как жестоко его избили. Правда, после этого все затихло, но возможно, они просто затаились, чтобы посмотреть, как подействовали на Лоуренса их угрозы. Что, если они решились на крайние меры? Что, если они сожгли его дом, чтобы выжить Джонатана из города?