Андреа взяла со стола последний номер журнала «Книжный мир» («Ка-эм», как мы его называли) и сразу раскрыла на последней странице.
— Хрен с ней. — Андреа уже просматривала объявления о приеме на работу. — Может, у нее перестанет свербить в заднице.
— Она прямо-таки лезет из кожи вон.
Андреа коротко глянула на меня.
— А что тогда можно сказать о тебе и твоей новой авторше? Ты стараешься показать, что мы ни на что не годимся?
Я начала привыкать к стилю Андреа, но еще впадала в ступор, когда сама попадала на едкий язычок.
— Н-нет, я только… — залепетала я.
Она качала головой.
— Ты хочешь заставить меня найти новую работу до того, как я сочту нужным серьезно заняться этой проблемой?
У меня отвисла челюсть. Я заставляю ее искать новую работу? Заставляю?
— Шучу. — Андреа рассмеялась. — Господи, да на тебе лица нет.
Я вернулась к себе. А секундой позже — я еще только думала, чем заняться, — Линдси плюхнулась на стул у моего стола. Она вся дрожала, и я это слышала, потому что на ней была блузка с эполетами из бусинок.
— Я уволена!
— Что?
— Ну, меня уволят.
— Что случилось?
— Я напортачила. Отправила автору, книгу которого Рита хотела взять, письмо с отказом, а потом сунула письмо Риты с согласием взять книгу в чью-то рукопись, которая пришла самотеком.
Я начала понимать паранойю Риты, связанную с почтой.
— Что теперь делать? — простонала Линдси.
— Думаю, тебе нужно немедленно пойти к Рите каяться. Скажи, что позвонишь авторам и извинишься за допущенную ошибку.
Линдси уже не просто дрожала, ее трясло.
— Это будет кошмар! Ты можешь представить себе автора, который шесть месяцев ждал ответа, а потом ему звонит какая-то букашка вроде меня и говорит о допущенной ошибке?!
Я могла. Более того, иной раз меня удивляло, что еще ни один обозленный писатель не ворвался в издательство с автоматом Калашникова наперевес.
— Другого пути нет, — твердо заявила я. Окажись я на ее месте, меня бы тоже трясло. — Придется тебе держать удар. Мы все ошибаемся.
Линдси посидела, сжавшись в комок. Потом вскинула голову:
— Ладно. Да, ты права. — Она прищурилась. — Знаешь что? Ты мне нравишься. Не хотела бы пойти на свидание?
Вопрос застал меня врасплох.
— С тобой?
— Нет. — Глаза у нее округлились. — Видишь ли, я знаю одного парня, отличный, между прочим, парень…
— Ну-ну, — произнесла я неуверенно.
— Правда, я не могу сказать о нем ничего плохого. Только хорошее.
Таким же тоном моя мать предлагала отведать творога, который какое-то время постоял на столе. Мысленно я уже отмахивалась обеими руками и пятилась.
— Как его зовут?
— Роуди.
Да, такое имя слышишь не каждый день. Было в нем нечто интригующее, клинтиствудское. Я наклонилась вперед.
— Он ковбой?
— Нет, Господи, конечно, нет. Он из Нью-Хэмпшира. — Линдси пожала плечами. — Его настоящее имя Гарольд Мецгер. Отец дал ему это прозвище еще в детстве. Может, ему не нравилось имя Гарольд. — Она наморщила лоб. — Хотя, с другой стороны, зачем тогда он так назвал сына?
— Сработало?
Она воззрилась на меня:
— Сработало что?
— Роуди подходит ему больше, чем Гарольд?
— Скорее нет, чем да. — И, заметив, что я теряю интерес к разговору, быстро добавила: — Слушай, он действительно хороший парень. Я давно его знаю. — Вздохнула. — Не то чтобы какой-то тюфяк, но в последнее время у нас как-то не ладится, и…
— Подожди, — остановила я ее. — Он твой бойфренд?
Она кивнула.
— Твой нынешний бойфренд?
— Да, но мы… ты понимаешь, уже не любим друг друга. Просто живем вместе.
— Линдси…
— Он правда хороший человек. Я думаю, с кем-то еще ему было бы лучше. Я собиралась привести его на рождественскую вечеринку, чтобы на него кто-нибудь клюнул, но до нее еще так далеко. Меня скорее всего уволят раньше.
— Почему ты хочешь избавиться от него, если он такой хороший?
— Потому что вместе нам скучно, и меня это ужасает. Раньше мы ходили по клубам. Вчера вечером посмотрели «Марш пингвинов» на DVD и легли спать в десять часов. И он не зануда, нет. До того как начал работать в бесприбыльных продажах, играл на бас-гитаре в неплохой рок-группе. Мне с ним скучно, потому что я его слишком хорошо знаю. И он такой правильный. Хочет жениться, завести детей. Я постоянно говорю, что мне двадцать три и как минимум до тридцати я не собираюсь так круто менять свою жизнь. Будь мне сейчас тридцать, лучше Роуди я бы никого не нашла.