Мерседес поджала губы, дожидаясь, пока стихнут стоны и смешки.
— Она взяла с собой картотеку. Мы должны связаться со всеми ее авторами и убедиться, что они по-прежнему с нами. — Она вздохнула. — И вновь обязаны удвоить усилия в стремлении увеличить нашу долю рынка.
— Из-за Касси? — вырвалось у Энн.
Мерседес пронзила ее взглядом.
— Будьте уверены, об этом инциденте станет известно. И мы должны всеми силами убеждать авторов, что именно в «Кэндллайт» они найдут наилучшие условия для творческого роста. Вот почему необходимо неустанно искать новые проекты. Кто-нибудь может что-нибудь предложить?
Странный она задавала вопрос, учитывая, что несколько последних дней мы все провели не в кабинетах, а совсем в другом месте.
Но к собственному удивлению, я же и вскинула руку.
— У меня есть рукопись, пришедшая самотеком. Авторша рассчитывала на «Почерк мастера»…
— Эта серия для известных авторов, — напомнила Мэри Джо.
— Я помню и сомневаюсь, что книга для этой серии. Но я прочитала несколько глав. У автора действительно сильный голос. История не совсем обычная, но, думаю, в одну из серий она подойдет… скажем, «Девушка в городе».
— Отлично, — кивнула Мерседес. — Именно об этом я вас и прошу. Держите глаза широко открытыми. Как только прочитаешь книгу, Ребекка, принеси ее мне, s'il vous plait. И не забудь про букву «Н».
Она шумно выдохнула и оглядела сидящих в конференц-зале. Взгляд ее задерживался на всех, начиная от заведующих секторами и заканчивая помощниками редакторов, которые сидели у стены.
— Работа — это ад, не так ли? — Вопрос повис в воздухе, словно она действительно ожидала получить ответ. Но все, ясное дело, остолбенели, решаясь лишь бросить короткий взгляд на кого-нибудь из соседей. — Работа высасывает из нас все соки. Мы встаем, едем на общественном транспорте, сидим в кабинетах и кабинетиках восемь часов, едем домой, и потом остается лишь пара часов для себя, после чего мы ложимся спать, чтобы наутро заново начать весь процесс. Се ля ви. Нам, конечно, повезло больше, чем рабочим, которые жили за несколько поколений до нас, — а особенно работницам, — но это не значит, что труд не становится перемалывающей нас мельницей. И это так, я знаю. Возможно, кто-то из вас сидит в кабинете, мечтая о другой работе, о том, чтобы продолжить образование.
Я не отрывала глаз от блокнота, чтобы не взглянуть на Андреа.
— Какая белка не мечтает о том, чтобы в конце концов выпрыгнуть из проволочного колеса? — продолжила Мерседес. — Вы все устаете от одинаковых дней, от одних и тех же лиц. От моего, возможно, больше всего.
За столом нервно захихикали. Воцарившееся в конференц-зале напряжение вызывалось общей мыслью: у Мерседес поехала крыша.
— Кое-кому, возможно, представляется, что вас тут недооценивают. Вы слышите наши слова о том, что мы — одна семья, и посмеиваетесь над ними. Думаете, что за этими словами ничего нет, но это не так. Мы действительно семья. Поэтому, пожалуйста, если вы чувствуете, что готовы взорваться и пулей вылететь из-за стола, как это сделала Касси, — пожалуйста, сначала зайдите ко мне. Я серьезно. У нас, конечно, большое издательство, но мы действительно хотим, чтобы каждый чувствовал себя здесь членом семьи.
Умолкла Мерседес, молчали и остальные. Рядом со мной всхлипнула Мэри Джо. А потом Мерседес стукнула молотком по столу.
— Ведущие редакторы — в мой кабинет. Быстро.
Может, такой уж выдался день, но слова Мерседес дошли до моего сердца. В отличие от обычных разглагольствований о том, что каждая корпорация — большая семья. Возможно, причину следовало искать в моих утренних переживаниях в кабине лифта, когда я уже попрощалась с жизнью, но скорее дело было в другом: в признании, что ей известно, какова цена тех долгих часов, которые мы проводили в редакции. И когда я думала о том, сколько часов отсидела в издательстве сама Мерседес… не говоря уже про Мэри Джо, Риту, даже Андреа… Они провели здесь больше времени, чем я могла себе представить, прилагая все силы к тому, чтобы книги приносили радость читателям и деньги — авторам и компании. Работа эта не бросалась в глаза. Но она что-то значила для многих и многих.
Мне не пришлось долго раздумывать над тем, как восприняла эту речь Андреа. Она всунулась ко мне в кабинет и издала рвотный звук.
— Ну кто поверит этой ханжеской болтовне? Или слезам Мэри Джо?
Я не стала присоединяться к ее фырканью, потому что сама была готова расплакаться.
— Она пыталась дать нам понять, что в курсе наших каждодневных страданий.
— Точно. Чувствует нашу боль. Только я ей не верю! Если бы она действительно чувствовала мою боль, то я получила бы достойную прибавку.