После долгих усилий Никита очутился в первых рядах толпы.
— Вот отсюда мы все увидим как следует… Не так ли, дядя Иван? — промолвил он, оборачиваясь.
Ивана рядом с ним не было.
«Вот те и на! Отстал, знать, а я и не заприметил», — подумал парень. Но возвращаться назад не было времени: королевич уже ехал.
Никита весь превратился в зрение.
Потянулись ряды дворян и детей боярских. Все в праздничном платье, на изукрашенных конях. Толпа затихла, стрельцы стояли, словно замерли. Слышно было, как глухо стучали конские ноги по мягкой, усыпанной песком дороге. Дворян и детей боярских немного — всего сотня человек, не более. Дальше за ними возок, а по бокам его и позади бояре сановитые, одетые в пестрые, расшитые золотом одежды.
— Где ж королевич? — задал себе вопрос Никита и посмотрел на возок.
— Стой! Здесь выйду! — прозвучал в тишине чей-то хрипловатый голос, сказавший эти слова на довольно чистом славянском языке, и вслед за тем возок остановился и из него выпрыгнул высокий, худощавый блондин.
— Королевич! — сказал кто-то рядом с Никитой.
— Немец, как есть, самый обыкновенный, — пробормотал Никита, глядя на долговязого, слегка сутулого, белокурого иноземца, выпрыгнувшего из возка.
В это время до слуха Никиты долетел слабый стон. Он быстро обернулся. Невдалеке от себя он увидел бледное лицо девушки. Ее помутившиеся глаза испуганно расширились, из-за полуоткрытых губ вырывались слабые стоны.
— Ишь, почитай, задавили сердечную! Ну и народец, что зверь лютый! — проворчал парень, пробиваясь сквозь толпу.
Скоро его сильная рука подхватила уже почти лишившуюся чувств девушку, и он, запыхавшийся и усталый, выбрался из тесноты на свободное место.
— Ну лебедушка! Молись Богу, благодари Его: кабы не случай, не смотреть бы тебе боле на свет белый! — сказал Никита, вытирая свое лицо, на котором выступили крупные капли пота.
Спасенная некоторое время не могла отвечать: силы не вдруг вернулись к ней. Наконец чистый, свежий воздух, который она жадно вдыхала полной грудью, сделал свое дело.
— Уж такое тебе спасибо, добрый молодец, что спас ты меня от черной погибели, что и сказать не могу! — промолвила она.
— Бога благодари, не меня…
— Как звать тебя, добрый человек?
— Микитой звать… А на что тебе это знать надобно?
— Молиться буду всю жизнь за раба Божьего Микиту… Теперь домой пойду скорее… Прощай, паренек!
Девушка сделала несколько колеблющихся шагов.
— Тебе не дойти одной… Далече живешь-то? — сказал, видя слабость спасенной им, Никита.
— Порядком отсюда…
— Так, слышь… Как звать-то тебя?
— Любой.
— Так, слышь, Люба, я доведу тебя… Пойдем…
— Спасибо, Микитушка…
Никита взял Любу за руку, и они медленно двинулись в путь.
Сперва они шли молча, и Никита разглядывал наружность Любы. Девушка была среднего роста и стройна. У ней были черные глаза, обведенные дугою темных, гордых бровей, между тем как коса ее была русая с легким рыжеватым оттенком. Несколько худощавое лицо казалось бледным, быть может, от пережитого потрясения, зато пухлые губы от этой бледности казались ярко-алыми.
«Ишь, краля какая!» — подумал Никита и тут же в своем простосердечии вымолвил:
— И подумать только — не услышь я, такую красоточку мужичье серое насмерть задавило б! Вот, чай, женихов-то сколько б плакало!
Люба весело рассмеялась, обнаружив два ряда мелких зубов, похожих на зубы хищного зверька.
— Кому по мне плакать!
— Что так? Али, скажешь, нет дружка милого?
— Нет, — спокойно ответила девушка.
Из дальнейшей беседы Никита узнал, что Люба — круглая сирота, что отец ее был торговым человеком, да проторговался незадолго до смерти своей, что мать ее умерла года три назад, а теперь она живет у брата, который старше, чем она, годами пятью, что брат этот женат, детей у него ни мало ни много как шесть человек и что невестка — братнина жена — злющая-презлющая баба и ее, Любу, из семьи выживает.
Со своей стороны, Никита рассказал, кто он, откуда и когда в Москву приехал, где в городе приют нашел, — словом, когда они подошли к дому, в котором жила Люба, они распрощались как старые знакомые.
— Может, Бог приведет и еще нам свидеться, — промолвил Никита при прощанье, почему-то вздыхая.
— Может… — ответила девушка. — Я вот сюда недалече, в Микольскую церковь, к обедне хожу… — с улыбкой добавила она зачем-то.
— А-а! Сюда! — многозначительно проговорил Никита, и на лицо его легло довольное выражение.