Алексей Фомич был вне себя от гнева, когда сведал, как обманули его невесту.
«Милая моя! Прости меня, глупого! — мысленно просил он прощения у Аленушки. — И как это я подумать мог, что ты по доброй воле променяла меня на деньги стариковские. Ах, я, дурный, дурный! Стало быть, не знал я еще как следует моей любы дорогой! Хорошо, что вовремя сведал, — что бы было, если бы узнал попоздней, тогда, когда уж и поправить нельзя было бы? Подумать страшно! Ну а теперь посмотрим, как-то отдам я отцу свою невесту! На все пойду — и на ласку, и на грех!.. А я не отдам! Моя люба была ненаглядная, моею и будет!»
XIX. Затеи седого жениха
— Кликни-ка сюда Маркыча, — как-то приказал Фома Фомич одному из холопов.
Ключник не замедлил явиться.
— Что угодно, господин добрый?
— Ты вот что… того… распорядись, чтобы все это было как следует, потому… через неделю… свадьба моя!.. — пощипывая бороду и скосив в сторону глаза, каким-то полусмущенным голосом проговорил князь.
Ключник вытаращил глаза от удивленья, потом лицо его приняло радостное выражение.
— Вот радость-то! Вот радость-то! — затараторил он, словно захлебываясь от избытка чувств. — Боярыней нас хочешь подарить! Ай, любо! Я и то намедни говорю холопам: и чего это наш господин не поженится с молоденькой какою боярышней? Ему ли невесты не сыскать? Всякий с радостью отдаст! А он еще мужчина в самой поре… Из себя видный, сильный… Волосы-то посивели малость — так это и у молодых бывает.
— Так в поре я еще, а? Не совсем старик? — вдруг оживляясь и подбадриваясь, спросил Фома Фомич.
— В такой поре, хоть сейчас на медвежью травлю ехать!
— А, что ж! Мы, пожалуй, и поедем на травлю! Хе-хе! Нечего старость-то на себя напускать!.. Верно, Маркыч?
— Верно, верно!
— А мне к тому ж — из вотчинки моей весть пришла — объявился в лесу матерый медведь, коров зарезал, беда сколько… Вот я созову знакомцев добрых да и поеду с ними зверя бить. Вспомним пору молодую!.. Пред свадьбой-то кстати будет, Елизар, а?
— Вестимо, вестимо! И невеста молодая услышит: «Э! да мой женишок не кисляй какой-нибудь! Молодого за пояс заткнет!»
— Хе! «Молодого за пояс заткнет»! Знай наших! Ой!
— Что ты, боярин?
— Кольнуло тут маленько, — ответил князь, потирая спину, — ну да пустое! Так вот как мы устроим: свадьбу играем через седьмицу ровно от сего дня, а на травлю ехать гостей созову дня за три до свадьбы — надо показать им себя молодцом-женихом настоящим. Так и порешим, ты устрой все — вечерком я скажу тебе, к кому нарочных с зовом послать.
— Слушаю, княже-господине.
— Кого вот из холопей с собою взять, не знаю. Нужно выбрать человек с десяток посмышленей да посильнее, а одиннадцатый с моей ручницей ехать должен. Этого из самых сильных надо выбрать, на случай чего… Эх! Было все у меня заведено: и стремянные, и иные прочие… Ты помнишь ведь?
— Как не помнить!
— А перестал ездить на травли — всех либо в деревню услал, либо на иную работу перевел… Когда я последний раз на охоте-то был?
— Да лет десяток, кажись.
— Срок не малый! И дурень я, чего ездить перестал? Ослаб, что ли? Фу! В спину как ударяет!
— Растереть бы тебе спинку маслицем.
— Пройдет, пустое.
— Я тебе, княже, холопей добрых повыберу. А в оружничии твои, сдается мне, лучше всего взять Никиту Медведя, силен страсть!
— Это новый кабальный, что ль?
— Он самый.
— Ну что, как? Обошелся?
— И-и! Первейший работник! Сначала, было, маленько артачился, а теперь ничего.
— А нравом каков? Не буян? С горя пить не стал?
— Нет, смирен и тверез всегда. Угрюмист малость.
— Работал бы, а то пусть угрюмится.
— Его, говоришь, взять?
— Думается, подходящ будет.
— Очень силен?
— У! Ему и кличка Медведь за силищу дана — кого хошь и что хошь сломает!..
— Такой-то мне и надобен. Ну, иди с Богом, старче, да устрой все, как я сказывал.
— Устроим, княже добрый, спокоен будь.
Когда Елизар Маркович вышел из боярского покоя, лицо его сразу изменило свое выражение, лицо ключника стало довольно кислым.
— Ишь, дурак старый, жениться задумал! Ему в гроб пора, хрычу, а он женихается и на травли ездит!.. Хе-хе! Лучше б в церковь почаще ездил, греховодник. Меня стариком зовет, а сам старей меня. «Так я еще, — говорит, — в поре?» В поре, в самой поре, чтоб в могилу ложиться, хе-хе! Дурень, пра, дурень! — ворчал старик.
В сенях Елизар Маркович встретился с Алексеем Фомичом.
— Что, батюшка у себя? — спросил молодой князь.