Выбрать главу

— Кто знает, может быть, уже завтра в это время мать получит предложение от киностудии, — несколько самоуверенно предположила Эйприл.

— А как здорово будет продаваться последняя мамусина книжка! — мечтательно сказала Дина.

— Это бессмысленно! — противилась мать, но при трех голосах против была вынуждена капитулировать.

Троица, не мешкая, занялась всем необходимым. Эйприл уложила матери волосы. Дина убрала гостиную и расставила повсюду свежие цветы. Арчи причесал Кляксика, Апсика и Дженкинса,

после чего разместил их на ковре, заставив принять грациозные позы.

Когда фотограф "Газеты" направил на Мариан объектив фотоаппарата, Кляксик и Апсик вскочили к ней на колени. Получился великолепный снимок.

Эйприл вытянула Дину и Арчи на крыльцо, оставив мать наедине с журналистами.

— Слушай, Эйприл, — напомнила Дина, — а что делать с этими бумагами… ну, с этими, что нашли у миссис Сэнфорд… Наверно, надо их сжечь?

— Я помню о них… — Эйприл нахмурилась. — Дайте немного подумать.

— Тихо! — закричал Арчи. — Эйприл думает!

— Это серьезное дело! — Эйприл рассеянно потрепала его за ухо. — Речь идет об этих людях… Об учительнице, которая вместо обычного ресторана случайно зашла в игорный притон и попала в облаву… Об этом парне, который не хотел, чтобы родители знали о его работе в ночном клубе… О многих невиновных людях… Все они терзаются и беспокоятся с тех пор, как услышали о смерти Флоры Сэнфорд, гадая, в чьи же руки попадут теперь эти бумаги.

— Можно было бы отослать почтой каждому его фотографию и документы, — предложила Дина.

— У нас не хватит денег на почтовые расходы, мы полностью издержались. — Эйприл в раздумье смотрела перед собой, потом лицо ее прояснилось: — Знаю! Остановите первого журналиста, который выйдет из дома.

Они ожидали четверть часа, может быть, больше. Первый фотограф ушел, зато второй вошел в дом. Наконец на пороге появился толстяк в сером костюме, рассовывавший по карманам свои заметки.

— Алло! — крикнула Эйприл.

Журналист огляделся вокруг. При виде Эйприл его полное лицо расплылось в улыбке.

— Кого я вижу? Надежный Свидетель! Эйприл вздрогнула и внимательней пригляделась к толстяку.

— Я вас знаю. Это вы, сэр, притаившись за раскрытой газетой, подслушиваете чужие разговоры в кондитерской. Не хотелось бы вам услышать еще одну любопытную историю из уст надежного свидетеля, имени которого, к сожалению, мы не можем обнародовать?

— Хотелось бы? Да я сгораю от любопытства! — Журналист уже вынимал блокнот из кармана.

— Ну, что ж, прошу внимания! Как вы уже знаете, Флора Сэнфорд была шантажисткой…

И Эйприл красноречиво и убедительно рассказала о том, что в доме миссис Сэнфорд были найдены многочисленные документы, угрожающие в руках шантажиста доброму имени невиновных людей, в том числе одной учительнице и кое-кому еще…

Полиция не хотела публиковать документы, которые могли бы принести несчастье многим порядочным людям. Поэтому все эти бумаги были сожжены, все — до последнего клочка.

— Их сожгли в топке нашего котла домашней системы центрального отопления, — веско заявила она в заключение.

— Это действительно так? — Толстяк добавил несколько слов в свои заметки.

— Действительно, так, я сама видела, — отозвалась Дина, не уточняя, однако, видела ли она вообще эти бумаги или в тот момент, когда они пылали в огне.

— Видите ли, сэр, — доверительно продолжала Эйприл, — полиция не намерена предавать огласке, что найдены эти бумаги. Убийцу нашли, этого им достаточно. Но мы были на месте с самого начала, все видели и обо всем знаем. Думаю, эта информация имеет для вас ценность? Не так ли?

— И еще какую! — удовлетворенно подтвердил толстяк.

— Единственное условие! — серьезно заявила Эйприл. — Прошу не раскрывать источника. Если вы, сэр, сошлетесь на нас, то… (Сейчас, сейчас… Как это выразилась героиня последней мамусиной книжки?) …то мы откажемся от этого самым категорическим образом!

— Информация получена от надежного свидетеля, имя которого нам не разрешили назвать, — [улыбаясь произнес толстяк, сбегая с крыльца.

— Сэр! — прокричала вслед ему Эйприл. — Зайдите, пожалуйста, по дороге к Льюку и предупредите, что скоро мы придем к нему на солодовый сироп. За ваш счет!

Толстяк приостановился и, поглядев на Эйприл, сказал:

— Если бы та прошлая история не получила

подтверждения, я бы сказал: "Не морочь мне голову". Но раз свидетель оказался надежным — согласен! За мной три сиропа.

— С шоколадом, — добавила Эйприл. — И с кремом!

— Ты же не любишь шоколад и крем, — шепотом напомнил ей Арчи.

— Вместо них смогу получить у Льюка две тетрадки комиксов и пачку жевательной резинки.

— А о какой прошлой истории вспоминал этот толстяк? — полюбопытствовала Дина.

— Да так, глупости, — небрежно отмахнулась Эйприл. — Теперь нужно действительно сжечь эти бумаги. Насколько я знаю этого типа, он раздует мою информацию на целую колонку. Заинтересованные лица с облегчением вздохнут и перестанут опасаться за свою репутацию.

— Разведем костер! — предложил Арчи. — А то с топкой для калориферов никакого веселья!

— В последний раз, когда мы разводили костер, — подсказала Дина, — кот миссис Уильямсон подпалил себе хвост, а мамуся пригрозила нам исправительным домом.

— Вряд ли она отправила бы нас туда, — усомнилась Эйприл. — Но знаешь, Дина, нужно еще уладить дело мистера Холбрука.

— Какое дело? О чем ты? — Дина с неохотой вспомнила повязку на ноге, однодневное увечье и погоню пса за котом.

— Думаю, мы должны вернуть ему фотографию дочки. Письма тоже.

— Эйприл! Это бубезузумумие!

— Нет, подумай! Прежде всего, старичку, пожалуй, нужна эта фотография. А во-вторых, если ему вдруг не попадется газета с сообщением об уничтожении документов, он будет напрасно терзаться. Считаю, что мы должны отнести ему эти вещи.

Прежде чем Арчи и Дина успели хоть что-то сказать, Эйприл, обежав дом, вошла в него через заднее крыльцо.

— Ой-ей! — крикнул Арчи. — Знаешь что?

— Знаю, — сказала Дина. — Мумолулчучи. Пять минут спустя Эйприл вернулась, держа в руках небольшой красиво перевязанный пакет.

— Скажем, это наш скромный подарок. Позже, когда они шли аллеей в сторону соседской виллы, она добавила:

— Он поймет, что мы видели эту фотографию и читали письма. Спорю, что теперь не скоро он снова назовет меня умницей.

Дальше они шли в полном молчании. На крылечке дома мистера Холбрука сидел белый котище с ехидной мордой. Вместо приветствия кот злобно фыркнул и удрал.

— Хорошенькое начало! — пробурчала Эйприл, нажимая кнопку звонка.

Им открыла красивая высокая женщина с пепельно-белыми волосами и милой улыбкой.

— Вы к кому, дети?

Присмотревшись к блондинке, Эйприл побледнела, издав легкий стон.

— Кто там пришел, Гарриэтта? — донесся из глубины дома мужской голос.

— Мисс Холбрук! — запинаясь, пробормотала Эйприл.

— Откуда вы знаете?.. — Блондинка удивленно приподняла брови.

Отступать было некуда.

— Не могли бы мы повидать вашего отца? — спросила Эйприл довольно жалким голосом.

В дверях появился Генри Холбрук. Он был не такой бледный, как раньше, посасывал трубку и безмятежно улыбался.

— Кого я вижу! Кого вижу! — растроганно произнес он. — Мои молодые друзья! Познакомьтесь с моей дочкой. Это Гарриэтта, широко известная как Ардена, признанный художник-модельер.

— Браво! — воскликнула Эйприл. — Значит, это вы конструируете красивые костюмы для опереток! — Овладев собой, она уже серьезно сказала: — Вы должны гордиться своей дочкой, мистер Холбрук!

— Конечно, горжусь, — просиял мистер Холбрук. — Она сделала мне сюрприз. Я ничего не знал о ее успехах, пока не явилась сама, чтобы о них рассказать.

Эйприл искоса взглянула на красивую блондинку. Несомненно, это была она, та самая девушка, которая танцевала в одеянии из трех павлиньих перьев и жемчужной нитки.