Потом нашла полбутылки шардоне в холодильнике, налила вина в бокал и сделала большой глоток. Закрыла глаза и прижала холодный бокал ко лбу.
Она раздумывала, позвонить ли Уэсли. Зачем? Ей так же трудно доказать, что Лозадо пробрался к ней в дом, как детективу обвинить его в убийстве Салли Хор-тон и покушении на Вика.
С другой стороны, если она промолчит, а Уэсли каким-то образом узнает… Правильно. Ей было неприятно это делать, но придется его известить.
Она подняла голову, открыла глаза и увидела свое отражение в окне над раковиной. За ее спиной стоял Лозадо.
Зря она думала, что слишком злится, чтобы бояться.
19
Лозадо взял ее за плечи и повернул лицом к себе. Его глаза были такими темными, что невозможно было различить зрачки.
– Ты расстроилась. А я хотел порадовать тебя, Ренни. – Голос был ласковым, как у любовника.
Ее мысль металась между ужасом и гневом. Ей хотелось наброситься на него за то, что он разрушил ее упорядоченную жизнь. А еще ей хотелось спрятаться куда-нибудь, где он ее не отыщет. Но и то и другое было слабостью, которую она не могла ему показать. Он был стервятником, который воспользуется слабостью жертвы в полной мере, если заметит ее.
Лозадо взял из ее руки бокал и поднес его к ее губам:
– Пей.
Ренни попыталась отвернуться, но другой рукой он схватил ее за подбородок. Она почувствовала холод вина на губах. Ренни сглотнула. Вино потекло по подбородку. Лозадо вытер струйку большим пальцем и улыбнулся.
Ренни видела такую улыбку во всех уголках мира. Так улыбается совратитель тому, кого совратил. Так улыбается жестокий муж избитой до бесчувствия жене. Так улыбается вражеский солдат изнасилованной девушке. Это улыбка отца, обращенная к дочери, которую он лишил невинности.
Снисходительная улыбка собственника возвещала, что Ренни лишена воли и по какой-то непонятной причине должна этому радоваться, даже быть признательной тому, кто это сделал.
Так улыбнулся ей Лозадо.
Он снова поднес бокал к ее губам, но она больше не могла выносить этой улыбки и отпрянула. Вино выплеснулось ему на руку. Его глаза опасно сузились. Он поднял руку, и Ренни подумала, что он ее ударит.
Но он поднял руку ко рту и слизал вино языком, нарочно медленно проводя им по коже, не отрывая взгляда от Ренни.
Его покровительственная улыбка перешла в тихий смех.
– Неудивительно, что ты не хочешь пить это вино, Ренни. Оно дешевое. Никакого букета. Теперь ты будешь пить вина изысканные и дорогие. Очень дорогие.
Он протянул руку за ее спину, чтобы поставить бокал. И крепко прижал ее к себе. Его близость душила ее. Она не могла и не хотела дышать. Не хотела запомнить запах его одеколона. Она приказала себе не отталкивать его. Воспоминание о судьбе Салли Хортон помогло ей выдержать это. Скорее всего, Лозадо хотел, чтобы она сопротивлялась. Это дало бы ему повод закрепить себя в роли покорителя. Насильники очень любят придумывать оправдания своей жестокости.
– Ты дрожишь, Ренни? Ты меня боишься? – Он наклонился ближе. Его дыхание обжигало ей шею. Она ощущала его эрекцию, потому что он непристойно терся о нее. – Зачем тебе меня бояться? Я ведь хочу, чтобы ты была счастлива. А?
Наконец он отстранился и долго насмешливо оглядывал ее с ног до головы.
– Может быть, стоит начать не с напитка, а с чего-нибудь более существенного. Например, с твоего гардероба. – Он коснулся пальцем ее ключицы, погладил. – Грешно прятать такую фигуру.
Потом он уставился на ее грудь. Она почувствовала себя хуже, чем когда он действительно касался ее.
– Ты должна носить вещи, которые ласкали бы твое тело, Ренни. И черный цвет. Он бы прекрасно контрастировал с твоими светлыми волосами. Я куплю тебе что-нибудь черное и сексуальное, чтобы грудь была видна. Да, точно. Всем мужикам захочется ласкать тебя, но только я один буду это делать.
Он посмотрел ей в глаза, и тон стал игривым.
– Разумеется, сегодня ты неважно выглядишь. Слишком много работала. – Он пальцем провел по темным кругам под глазами. – Ты вымоталась. Моя бедняжка.
Она проглотила поднимающуюся из желудка рвоту, вызванную его фантазиями.
– Я не ваша бедняжка.
– Ах, леди заговорила. Я уж подумал, что ты онемела.
– Я требую, чтобы вы ушли.
– Но я только что пришел.
Разумеется, он лгал. Ему понадобился по меньшей мере час, чтобы зажечь и расставить все эти свечи. Где он прятался, когда она обыскивала дом? Похоже, он прочитал ее мысли.
– Я никогда не выдаю свои профессиональные секреты, Ренни. Ты должна была об этом догадаться. – Он игриво ущипнул ее за шею. – Тем не менее, нам надо о многом поговорить.
– Вы правы. Нам есть о чем поговорить. Лозадо довольно улыбнулся:
– Начинай ты.
– Ли Хоуэлл.
– Кто? – спросил он.
– Вы его убили, так? Чтобы оказать мне услугу. И напали на Вика Треджилла. Это ведь тоже вы?
Он двигался быстро, как ртуть. Одной рукой задрал ей блузку, провел рукой по груди и по талии под поясом юбки. Она изо всех сил толкнула его.
– Уберите руки. – И стала бить по рукам, шарящим по ее телу.
– Прекрати! – Он схватил ее и притянул к себе. – Ренни, Ренни, перестань. – Голос был мягким, но хватка – железной. – Шшш, шшш, успокойся.
Она с ненавистью смотрела на него. Он извинился обманчиво мягким и урезонивающим голосом:
– Ты прости меня, я должен был это сделать. Много лет назад женщина-полицейский, работавшая под прикрытием, пыталась расставить мне капкан. Я должен был убедиться, что на тебе нет «жучка». Прости, что я вел себя немного грубо. А вот так лучше?
Он отпустил ее руки и сжал плечи, ритмично массируя их сильными пальцами, как заботливый муж, только что узнавший, что у жены был тяжелый день.
– Я не работаю на полицию.
– Я бы тогда ужасно разочаровался в тебе. – Он крепче сжал ее плечи. Выражение лица стало зловещим. – Почему ты так много времени тратишь на Вика Треджилла?
Она скорчила недовольную гримасу:
– Я не знала, что он полицейский. Он меня обманул.
– Тогда чего ты так старалась, спасая ему жизнь? Ренни вспомнила предупреждение Уэсли. Салли Хортон стала невинной жертвой кровавого соперничества между Виком и Лозадо. Она умерла, так и не поняв, в чем ее ошибка.
– Мне за это платят, – равнодушно сказала Ренни. – Я не выбираю пациентов. Не могла же я позволить ему истечь кровью в приемном отделении?
Лозадо внимательно вглядывался в ее глаза. Положил ладонь ей на горло. Большой палец нашел сонную артерию и погладил ее.
– Ты меня очень огорчишь, если дела обстоят не совсем так. Он тебя когда-нибудь целовал?
– Нет.
– Трогал тебя вот так? – Его рука принялась ласкать ее грудь.
Горло сжало так, что она не могла вымолвить ни слова. Только покачала головой.
– У этого копа никогда так на тебя не стоял, Ренни, – прошептал Лозадо, прижимаясь к ней.
– Руки вверх, Лозадо!
В комнату ворвался Орен Уэсли, за ним еще двое полицейских с пистолетами. Троица окружила их полукругом.
– Руки вверх, я сказал! Отойди от нее немедленно!
Ренни потеряла дар речи. Лицо Лозадо, выполнившего указание, напоминало безжизненную маску. За пару секунд он превратился в своего двойника, которого впору выставлять в музее восковых фигур. Он не выказал ни злости, ни удивления, ни досады.
– Детектив Уэсли, вот не знал, что вы так поздно не спите.
– Ноги шире!
Легонько пожав плечами, Лозадо наклонился над кухонным столом. Его расставленные руки оказались около корзинки с фруктами, где лежали переспевшие бананы. Странно было думать о бананах, когда несостоявшегося насильника досматривает полиция, но Ренни эта мысль немного отвлекла.
Полицейский достал небольшой пистолет из кармана брюк Лозадо.
– Он зарегистрирован, – сообщил Лозадо.
– Надень на него наручники, – приказал Уэсли. – У него наверняка есть нож, привязанный к лодыжке.