– Разглядеть бы лицо… Мой лорнет вчера упал на пол, и сегодня в нём всё плывёт.
– Возьми мой, Дороти! Хотя погоди. Дай я вначале досмотрю. Какой ужас…
И пожилая дама всплеснула свободной рукой.
– Что там? Не томи.
– Он уткнулся ей носом в щеку.
– Ах!
– А на колени положил цветы!
– Это нужно прекратить!
– Завтра же отправлю письмо в Девонсайд.
– Кому?
– Как кому? Молодому Андервуду! Ты не знаешь сына Джейкоба? Я, правда, тоже с ним не знакома, но от миссис Чапель слышала, что молодой человек очень умён, начитан и хорошо воспитан. Я во всех подробностях опишу ему, чему была сегодня свидетельницей, и попрошу принять меры в отношении этой падшей женщины! Вот. Глянь сама. Держи мой лорнет. Только смотри со стыда не сгори. Там такое творится…
Леди Дороти приняла от приятельницы театральную вещицу, поднесла к глазам и всмотрелась. А дама в капоре продолжала разоряться:
– Мало того, что это вертихвостка сидит в месте, на которое никаких прав не имеет, так ещё и мужчин с собой приводит. Молодой Андервуд не должен спустить ей это с рук! Считаю, что она должна понести наказание за своё распутство.
– А мне тот джентльмен кого-то напоминает…
Дама в капоре всполошилась.
– Так он из высшего общества?
– Раз его профиль мне знаком, то может статься, что он из аристократической семьи.
– Если вспомнишь – скажи мне. Я встречусь с его отцом. В наше время родители стали плохо следить за детьми. Те и попадаются на удочку таких вот дамочек, бабочками порхающих от одного мужчины к другому.
Спектакль плавно подходил к концу, но даже на финальных сценах актерам аплодировали слабо. Мало кто из публики в тот вечер мог вспомнить, что показывали и о чём говорили на сцене; кое-кто не назвал бы и автора пьесы, спроси его о деталях. Все зрители с упоением ждали, когда опустятся кулисы и в зале станет светло, а свет во всей красе явит женщину, чьё поведение заслуживало лишь осуждения, и главное – её загадочного спутника. В то, что им был сын покойного Джейкоба, мало кто мог поверить.
– Так как? – Тим взял руку Малесты в свои и поднёс к губам. Покрыв легкими поцелуями каждый пальчик, переспросил: – На меня тоже интересно смотреть?
Малеста нежно улыбнулась.
– Когда смотрю на тебя, всегда смущаюсь. А если ловлю в ответ твой взгляд, то чувствую себя самой желанной женщиной на свете.
Один из локонов выпал из причёски Малесты. Тим поправил его и своим поступком вызвал безмолвную волну негодования, коим сейчас были преисполнены все дамы, присутствующие в зрительном зале.
– Я как будто не видел тебя вечность… Весь горю и путаюсь в словах.
– Всего-то прошло чуть больше двух недель.
– Самые долгие две недели в моей жизни. – Тим перевёл взгляд на сцену, где в это мгновенье случилась та самая развязка, которую обычно смотрят, затаив дыхание. – А это самый долгий финал, который я знаю.
– Но его довольно интересно подают.
– Я просто ворчу.
– А мне подумалось, ты хотел предложить уйти до того, как опустится занавес.
Тим фыркнул.
– Вот ещё. Невежливо уходить, не досмотрев.
– И всё же лучше уйти до того, как зажгут свет.
– Снова все пялятся?
– Ощущаю больше взглядов, чем когда играла на сцене.
– Вот же мухи навозные.
От негодования лицо Тима вытянулось, а губы сомкнулись.
– Причём ты сейчас тоже удостаиваешься косых взглядов.
– Мне плевать.
– С тех пор как ты разделил юридическую практику с мистером Лудлоу, в глазах существующих и возможных клиентов ты должен слыть исключительно благочестивым человеком. Ты должен вести себя, как того требует общество, и каждый твой поступок должен быть безупречен и тщательно выверен. Разве я не права?
– Мне нет дела до сплетен. Эти жалкие людишки потреплют языком и забудут, а я, если куплюсь на их плевки в мой адрес, буду жалеть об этом всю жизнь. Я не хочу поддаваться влиянию этих склизких червяков и лишать себя любви женщины, которую так долго добивался.
Лицо Малесты осветила рассеянная улыбка.