– Я заметил. Нетипично для зимы. Видимо, в вашем сердце всегда живёт весна.
– А матушка говорит, что выглядит аляповато.
– А я бы сказал, что в этом ваша индивидуальность.
– Вы так красиво изъясняетесь!
– Просто люблю цветы.
– В нашем доме есть зимний сад. В этом году матушка позаботилась, чтобы в нём было много гераней. Они чудесно пахнут, не находите? – Марша так увлеклась беседой, что не заметила, как на слове «герани» Тим как-то странно повёл носом. – А я взяла на себя смелость и вместе с экономкой высадила немного фиалок. Если бы вы как-нибудь навестили нас, я бы…
– Я больше люблю розы, – перебил девушку Тим. – Желтые.
Словесная игра в символы тяжело далась юной мисс Койл: девушка пребывала ещё в том невинном возрасте, когда верят в вечную любовь с первого взгляда, в любовь по большей части платоническую, ровную, без испытаний и борьбы, спокойную и счастливую, и настолько неземную, что любое разочарование способно разбить и изранить сердце так, что рыдать в подушку будешь днями и ночами, а также клясться, что больше никогда в жизни ни в кого не влюбишься.
Сообразить с подходящим ответом мисс Койл было тяжеловато, но, к её счастью, мистер и миссис Койл были тут как тут, и мистер Койл, кашлянув в кулак, объяснился:
– Прошу нас простить, мистер Андервуд. Выяснилось, что моя супруга оказалась так вами очарована, что изъявила желание непременно пригласить вас на обед. Медлить с приглашением наотрез отказалась и отозвала меня в сторону, чтобы обсудить подходящую дату. Что скажете начнёт субботы, Тимоти?
Андервуд покачал головой.
– Боюсь, все мои дни расписаны вперед на месяц, мистер Койл. – Тимоти посмотрел на поджавшую губы Эмили. – Прошу меня простить, миссис Койл.
Мистер Койл досадливо крякнул.
– Что ж, очень жаль. Но когда освободитесь…
– …обязательно дам вам знать, – закончил за него Тим.
– Вот прямо чтобы обязательно-обязательно! А сейчас позвольте хотя бы довезти вас до дома. К чему вам трястись в холодном кэбе, когда у входа в театр стоит мой экипаж?
Тимоти уклонился и от этого предложения, и мистер Койл обречённо развёл руками.
– Скромный и приятный юноша, – подытожил он, выходя с супругой на лестницу. – Если бы он заинтересовался нашей Маршей…
На этой мысли мистер Койл мечтательно закатил глаза.
__________
*Мельпомена и Талия – в древнегреческой мифологии, соответственно, муза трагедии и муза комедии.
Часть 2
В хорошо протопленной спальне пахло свечным воском и духами, тяжелыми, маслянистыми, пряными. Морозная свежесть осталась за окном, а розы отдали свой аромат просторной гостиной, где на столе стоял нетронутый ужин, а брусничного цвета софа растеряла весь свой шик, будучи заваленной спешно стянутой одеждой. Голубое платье, удлиненный и по моде узкий в талии черный пиджак, такой же черный жилет и белоснежная сорочка – всё это было небрежно разбросано по дивану, и только часы на цепочке, выскользнув из кармана пиджака, лежали на ковре. В гостиной тоже горели свечи, но один из канделябров, тот самый, который был на пять свечей, был унесен в спальню.
Два фитилька зашипели, утонув в жидком воске, когда Тим, перевернувшись на спину, провел рукой по вспотевшему лбу, смахнул с него прядь волос, а затем, глядя в потолок, неожиданно прямо спросил:
– Я больше тебе не интересен?
Разделявшая с Тимом постель Малеста придвинулась и коснулась тёплыми, влажными губами его щеки. Нежно. Воздушно. Почти невесомо.
– Дурачок, – шепнула она и положила голову ему на плечо.
Тим накрутил на палец золотистый локон.
– Ты не такая, как раньше.
– Мы не виделись две недели…
– Поэтому я и недоумеваю. Когда мчался к тебе, то думал, что мы оба в своей любви будем ненасытны. Я ошибся.
– А если я сделаю так?
Малеста провела ладонью по груди Тима и прильнула к его шее губами. От наслаждения Тим закрыл глаза.
Он безумно изголодался по этим прикосновениям за то время, что провёл вначале в поездке с мистером Лудлоу, затем сам по себе. Он торопился в Лондон, как мог, но всё равно опоздал. Как минимум на спектакль.