– Ну, а у вас в деревне, Афанасий Иванович, чужих не было? Ничего такого не слышно?
– Про етих-то? Про рестантов, што ли? Не-е, бог пока миловал. Че здря говорить – тихо у нас… Правда в прошлом годе, аккурат под майские, телок пропал. Грешили на поселенцев, у их лесосека-то близко, верст пятнадцать, поди, южнее Глухарной будет… Да ить кто знат, они ли, не они ли? А так тихо.
– Понимаете, какая штука, Афанасий Иванович, когда мы по просеке от Падынской Янги ехали, следы обнаружили. Как бы узнать, не из ваших ли кто ходил? Один был в кирзовых сапогах – сорок второй размер. Второй – в литых резиновых, примерно сорок пятый, сорок шестой размер.
– Не-е, не наши это были, парень! – убежденно заявил Сюткин. – Нет у нас таких-то здоровенных мужиков, штоб сорок шестой-то наблочивать. Всех ведь в деревне знаю… Но коль надо, внучка моя быстро по избам сгонят-то. Катьша, Катьша-а! – громко позвал старик.
В сенях скрипнула дверь, и на крыльцо вышла девушка лет девятнадцати в простеньком голубом платье, невысокая, крепко сбитая, в туфлях на шпильках и в немодных белых носочках.
Вся она словно светилась изнутри той особой степенностью и женственностью, которыми отличаются в этих краях входящие в пору девушки.
– Здравствуйте! – негромко поздоровалась она и тут же, испуганно ойкнув, исчезла за дверью.
Причиной этой столь поспешной эвакуации был Дик, который, завидев девушку, шумно вскочил на ноги и стоял теперь в напряжении, чудно наклонив голову и вывалив арбузно-розовый язык.
– Сынок, ты бы убрал свого волкодава в стайку-то, – попросил лесник. – Привяжи от греха подальше!
Загидуллин, сокрушенно покачав головой, «что, мол, за жизнь пошла!», увел овчарку в сарай, привязал к кованой скобе.
– Выходь, Катерина! Выходь, не бойся! – позвал Афанасий Иванович внучку, :
Осторожно скрипнула дверь, вышла Катя, спустилась по приступкам, подошла к деду. Она чувствовала на себе изучающие взгляды парней и от смущения не знала, куда деть руки, все прятала их за спиной.
– Слышь, внуча, тут вот ребята варнака одного ловят, пособить, однако, надоть. Беги к бригадиру, к Харитоновым, Неклюдовым, Савиным, в общем, к тем, у кого мужики взрослые есть. Расспроси – не возвращался ли кто вчерась с Падынской Янги. Да не было ли у кого в спутниках большущего мужика. Такого, штоб сорок последний размер на ногах имел! А бригадиру накажи, пусть сюда подойдет. Начальство, мол, вызывают в дом лесника. Вот че… Все ли поняла?
– Все, дедушка.
– То, то. Дело тут сурьезное, оперативное.
– Сапоги резиновые, литые, подошва елочкой, – пояснил Загидуллин, не сводя с девушки восхищенных глаз. – Примерно сорок пятый, сорок шестой размер.
Девушка кивнула и пошла к воротам, гордо неся аккуратную головку с толстой, ниже пояса, пепельно-русой косой.
«Вот красотища!.. – с восхищением глядя ей вслед, подумал Олег. – Молодец, что не обрезала! Сейчас в городе днем с огнем такие волосы не сыскать… Понаделают себе стрижек, в брюки влезут, сразу и не поймешь – девушка это или парень!»
Катя ему чем-то сразу приглянулась. Не хотелось даже, чтобы она уходила. Не сводили с нее глаз и солдаты. Молодость брала свое, несмотря ни на какую усталость.
Выходя, девушка не прикрыла за собой калитку ворот, и в ее проеме мгновенно возникло несколько детских мордашек.
– Дяденьки солдаты, а атомат показете? – задал вопрос самый смелый и самый беззубый из них. В отцовском пиджаке, подпоясанный солдатским ремнем, в старой военной фуражке с голубым околышем, поминутно съезжающей набок, он несомненно же имел право разговаривать с военными, как равный с равными.
И настолько он был трогателен в своей детской непосредственности, этот современный Филиппок, что все невольно разулыбались.
Афанасий Иванович встал, по-стариковски шаркая ногами, пошел закрывать ворота.
– Цыц, мелюзга! – прикрикнул он на ребятишек громко, но без злобы. – Потом, потом покажут и автоматы и звездочек дадут, А сейчас – марш по домам! Красноармейцам-то с дороги поесть-отдохнуть надо… И-и не шастайте тут близко! У их, вишь, кобель-то какой сурьезный, враз цыпки-то отгрызет!
Он захлопнул калитку, но ребятишки через мгновение уже расселись на заборе.
– Уйдите с заплота, добром прошу! – топнул ногой лесник.
– Да ладно, Афанасий Иванович, пусть сидят, – попросил Олег. – Не сглазят ведь… Помогать нам будете? – спросил он у мелкокалиберной публики, оседлавшей забор.
– Будем! Будем!! А что делать надо, дяденька солдат?
– Пока сидите смирно. Мы сейчас перекусим, а потом скажем.
– Эх, да что это я, старый дурень, в избу-то вас не покличу? – хлопнул себя по коленям лесник. – Давайте, проходите, проходите!
– Спасибо за приглашение, Афанасий Иванович, да только уж больно много нас. На вольном воздухе поедим – сухой паек имеется.
– Ну как пожелаете… А кашу али консервы какие разогреть, так это вон, на летней кухне, пожалуйте! Дровишки наколоты, этого добра у меня хватат. Картошек чугунок принесу… Молочка вот только нет, не обессудьте! Как моя старуха померла – коровенку продал.
– Спасибо, отец! – поблагодарил Олег. – Не беспокойтесь, у нас все есть.
– А ежели красноармейцам отдохнуть потребуется – сеновал у меня большой, милости прошу… – предложил Сюткин. – Нонче днем-то тепло, на сеновале милое дело будет!
«О сне пока говорить рановато, – подумал Волков, – в вот понаблюдать с сеновала за окрестностью…»
– Сержант Федоров! – крикнул он. – Снимайте вещмешки, разогревайте консервы. На завтрак даю тридцать минут. Ефрейтор Ковальчук! Возьмите бинокль и на сеновал. Задача – вести наблюдение за подходами к деревне. При приближении людей со стороны тайги доложите мне. Ясно?
– Так точно!
– Дяденька командир, дяденька командир! – загалдели ребятишки на заборе. – А мозно и мы в биноклю глядеть будем? Мы мешать не станем! Разрешите, дяденька, мы смирные!
– Можно, Афанасий Иванович?
– Да пусть их, все одно не отвяжешься! Только чур, со спичками не балуйте! – пригрозил лесник пальцем пацанам, уже крадущимся на цыпочках мимо навострившего уши Дика.
– А командиров все же попрошу в дом! – настаивал Афанасий Иванович. – Как говорят, чем богаты, тем и рады! Я вам ушицы холодненькой налью, шаньги да пироги внучка вчера пекла… Перекусите, пока бригадир подойдет. У нас ведь и власть-то вся – бригадир да я… – довольный всеобщим вниманием к нему пояснил словоохотливый старик.
Когда в прохладном полумраке сеней Олег и Загидуллин сбрасывали рюкзаки, стаскивали с уставших ног сапоги, хозяин уже гремел посудой на кухне и о чем-то оживленно рассказывал.
Волков, вытянув босые ноги на чисто выскобленном полу, вполуха слушал его скороговорку, а сам думал, удастся ли достать в деревне ремень генератора и хотя бы немного бензина для транспортера. И еще о том, как организовать связь со штабом – он уже понял, что ни телефона, ни радиорелейки в Глухарной нет.
«Конечно, горючее могут подбросить вертолетом, об этом Абаян говорил, но ведь нужно сообщить свои координаты… Связь. Прежде всего нужна связь!»
Через час в избушке лесника собралось почти все мужское население Глухарной. Начался «военный совет».
– А тут, паря, и гадать неча – чужие ходили! – убеждал Волкова старый лесник. – Посуди-ка сам, у нас в деревне и мужики-то помельче тех будут! Сорок пятый-то размер кому в башку взбредет наблочивать, а?
– Может, и вправду геологи какие были?.. – предположил Силантьев, мужчина лет сорока пяти в порыжевшей от времени кожаной куртке летчика. – Только в толк не возьму – почему в деревню не заглянули? Вроде в деревню шли, а никто их у нас и не видывал! Странно…
Командир, честно говоря, и я ничего не понимаю! – признался только что вернувшийся с проработки следа Загидуллин, – Два раза вокруг деревни обрезал – никакого результата. А свернуть тем двоим, кроме как в топь, некуда было… Вот и прикидываю – зачем нормальным людям в болото лезть, когда рядом сухая дорога проходит?