Но Хорвек ни разу не заговорил о том, какой опасности он подвергает нас, продолжая колдовать. Каждую свободную минуту он посвящал тому, чтобы восстановить прежние умения, отдаваясь занятиям с какой-то восторженной, и в то же время мрачной страстностью.
-Видела ли ты на ярмарке канатных плясунов, Йель? – как-то спросил он в ответ на мое ворчание. – Долгие месяцы и годы они учились своим трюкам, падали и набивали шишки, а затем снова взбирались на канат. Тем, у кого были хорошие учителя, везло больше прочих – их представления были самыми сложными, ведь у любого старого мастера своего дела есть секрет, разгадать который без его согласия очень сложно. Стоило им ненадолго остановиться и забросить тренировки, как тело деревенело и забывало, чему его учили. Однако, самое опасное для плясунов – упасть особенно неудачно и переломать себе кости. Кости эти, быть может, когда-нибудь срастутся, но восстановить прежнюю ловкость будет в десятки раз труднее, чем учиться этому искусству с детства. И только старые секреты будут самую малость помогать пройти этот путь заново… или, наоборот, служить горьким напоминанием о том, чего уже не вернуть.
-Ходить по канату – малопочтенное занятие, - упрямо возразила я. – Ничем иным, кроме как сломанными костями, оно вознаградиться и не может!..
-Не у всех созданий этого мира есть выбор, как прожить свою жизнь – веселыми канатными плясунами или же унылыми сборщиками податей, - ответил Хорвек, откровенно веселясь. – И если все-таки судьба дарует возможность выбирать, то люди частенько направляются по самому опасному пути вопреки всем доводам разума. Вот скажи-ка мне, Йель… считаешь ли ты, что поступила разумно, спасая меня из подземелья?
-Пожалуй что нет, - ответила я, нахмурившись. – Но иначе поступить я не могла!..
-Вот видишь, - он развел руками. – Я сейчас совершаю ровно то же самое: иду по дурному пути, потому что не могу поступить иначе.
-Значит, помалкивай теперь насчет того, что в твоей голове ума больше, чем в моей! – огрызнулась я, поняв, что от магии бывший демон ни за что не откажется.
…Особенное беспокойство Хорвеку, как мне показалось, доставляли синие рисунки на руках. Узоры эти совершенно не подходили тому облику, который он силился себе придать. Каждое утро демон начинал с того, что вытравливал магией синие линии, пока они не становились похожи на бледно-голубую тень проступивших вен. Но за ночь северные рисунки возвращались на свое прежнее место, словно напоминая: это тело принадлежит бывшему демону не по праву, и все его попытки изгнать память о настоящем хозяине этих рук обречены на поражение. Поэтому, должно быть, Хорвек вскоре приобрел привычку не снимать перчаток – он приобрел не меньше десятка пар, из лучшей кожи, которая только водилась в городских лавках.
Наблюдать за тем, как прошлое демона Рекхе борется с прошлым северянина Ирну, было не самым приятным делом: иногда мне казалось, что рассвет я встречаю с одним существом, а закат застает меня совсем с другим, и оба они, если разобраться, являлись ни кем иным, как покойниками.
Хорвек также избавился от варварских украшений и остриг спутанные волосы, собирая теперь их на затылке шелковой темной лентой. Одежда его становилась все богаче, от одного города к другому, и однажды я, не сдержавшись, заметила вслух: кое-кто, кажется, позабыл о том, что мы всего-навсего беглецы, пытающиеся скрыться от погони. В ту пору мы неспешно ехали вдоль старой каменной ограды, обозначавшей границы земель какого-то сельского богача. Солнце то и дело показывалось из-за темных осенних туч, ярко освещая лицо моего спутника – и я внезапно подумала, что сейчас его можно принять за благородного господина, который в родовитости не уступит и самому герцогу Таммельнскому. Эти перемены тревожили меня, заставляя вспоминать о собственном низком происхождении, однако озвучить я предпочла иное – и, надо сказать, безо всякой пользы.
-Беглецы? Пожалуй, что нет, – ответил Хорвек, перекатывая между пальцами какой-то льдистый потрескивающий огонек. – Плохо это или хорошо, но прятаться далее нет никакого смысла. Госпожа чародейка либо уже догадалась, куда мы направляемся, либо вот-вот догадается – не настолько же она глупа, чтобы отрицать очевидное, пусть оно ей и неприятно донельзя. Однако, подручных у нее почти не осталось, а сама она не решится открыто ступить на земли Юга, столь недружелюбные к магии. Пока что не решится. Но когда придет время нам с ней повстречаться… - тут он засмеялся и покачал головой. - Впрочем, не будем забегать вперед.
-К бесам ведьму! - воскликнула я, в очередной раз неприятно удивившись его легкомыслию, которое странным образом походило не на беспечность, а на фатализм самого черного рода. – Путешественники, разряженные в пух и прах, привлекают взгляды всех встречных, заставляя гадать, что за черт понес богатеев в дорогу безо всякого сопровождения. При нас нет слуг, не говоря уж о том, что знатным господам в дорогу положена карета! Не ты ли говорил, что нас будут подозревать в колдовских штучках, едва мы приблизимся к городской стене?! Зачем укреплять эти подозрения?
Но, увы, мои скромные попытки рассуждать разумно ничуть не впечатлили Хорвека.
-От подозрений нас теперь не спасут даже вшивые рубища, - ответил он, выслушав мои доводы вполуха, ведь внимание его было сосредоточено на той самой искорке, что продолжала плясать на кончиках пальцев. - Времена, когда нам следовало бежать со всех ног, перебегая от одной темной щели к другой, закончились. Наступает новая пора – когда мы будем говорить с людьми, пытаясь вызнать их тайны. А жалким нищим тайны поверяют лишь сумасшедшие, накликая тем самым еще большие беды на свои головы.
Я угадала в этих словах намек на то, как неосмотрительно дядюшку Абсалома приняли из милости в доме герцога Таммельнского, и обиженно отвернулась, впрочем, не надеясь, что увлеченный своими фокусами Хорвек что-то заметит.
Разумеется, он оказался прав – я с недоверчивым удивлением раз за разом наблюдала, как люди, повстречавшиеся на нашем пути, невообразимым, загадочным образом чуют колдовство, которое окружало Хорвека. Не осознавая причин своего беспокойства, они неуверенно, но старательно искали причину, сбиваясь с обсуждения обыденных дел на слова, неожиданные для них самих. Только что невольные наши соседи по постоялым дворам и гостиницам спорили о ценах на пшено или же проклинали бездорожье, но спустя несколько минут оказывалось, что беседа их свелась к превращениям, проклятиям и чарам. Невидимая и неслышимая магия заставляла их говорить о самой себе, властно подчиняя все вокруг одной цели – потребности в сотворении колдовства. Хорвек страстно желал колдовать, и люди вокруг чудесным образом начинали хотеть того же, превозмогая страх.
Случаев таких было множество. Как-то раз, в одной из придорожных гостиниц, где мы коротали ночь, под утро я услыхала шорох у нашей двери. Чутье подсказало мне – происходит нечто странное, и я выбралась из-под одеяла, чтобы проверить свои неясные догадки. Хорвек, как мне показалось, крепко спал – за день он доводил себя до полного изнеможения упражнениями в колдовстве. Шагнув за двери, я немедля угодила босой ногой в миску, полную молока. Она стояла аккурат у порога нашей комнаты.
-Ах, чтоб бесы унесли в преисподнюю ту корову, что дала это молоко! – вскричала я, отряхивая ногу. – Чтоб руки отсохли у той ведьмы, что доила ее! Ну а тому, кто принес сюда эту паскудную миску…
-Ох, не проклинайте меня, милостивая госпожа! – в ноги мне упала растрепанная служанка, до сих пор малодушно прятавшаяся в темноте. – Не произносите худого! Ваше слово – закон, что скажете, то и сбудется…
-Если бы… - буркнула я, укрепляясь в подозрениях. – Какой малоумный дух-искуситель нашептал тебе на ухо, что под нашу дверь нужно поставить миску с треклятым молоком?
-Я слыхала, что молоко с кровью угодно вкусу… - начала робко девица, но замялась и не договорила.
-Чьему вкусу, скажи на милость? – с еще большей досадой воскликнула я, разглядев, что пролитое молоко и вправду розоватого цвета. – Молоко с кровью! Кому может прийтись по нраву эдакая дрянь?