Большинство укрылось в метро. Нам, полицейским, был дан приказ, закрыть герма затворы при малейшей угрозе проникновения ворон.
Мы же держали ворота до последнего. Боролись за каждого спасающегося. В прямом смысле вырывали из цепких птичьих лап тех, кто сам уже не мог идти и затаскивали их в подземку.
Как потом оказалось все зря. Мы только отсрочили из гибель...
Когда натиск ворон уже нельзя было сдержать, мы закрыли ворота и спустились на станцию. Перрон был переполнен. Люди не могли даже присесть. На платформе было так тесно, что при движении толпы, некоторые не в силах удержаться, падали на железнодорожные пути. Тогда мы поняли, что совершили ошибку. Трудно быть богом…. Со стороны думается это легко, решить кто будет жить, а кто нет, но стоит взглянуть в глаза человеку… Увидев истинную боль и страх в глазах абсолютно чужого человека, уже нельзя приговорить его к смерти, когда есть шанс спасти.
Все они были чьими-то матерями, женами, мужьями, детьми, сестрами и дедушками. Всех их было жаль, и это наша жалость и человечность, убила их всех. Возможно, они все ровно бы умерли, вот только это было бы не на моей совести.
В начале паники не было. Все ждали, просто считали часы в надежде на то, что экран безопасности вот-вот восстановят. И только потом пришло осознание, что чинить его не кому. Все, кто выжил, находятся здесь, в метро. Спасения не будет, людям придётся жить в тесном подземелье и надеется на чудо.
Полицию разуметься не возлюбили. Первые дни боялись, а потом мы боялись. Мы хотели помочь, а вместо благодарности в нас видели диктаторов и врагов народа. Никому почему-то и в голову не пришло, что в полицию идут не те, кто жаждут власти, а те, кто хотят сделать мир лучше. И если мы следим за порядком, что-то запрещаем, это не значит, что мы враги. Последние два поколения не знают хаоса, не знают беспорядков. Для них беззаботная жизнь, где они спокойно могут ходить по улицам в украшениях и с дорогими смартфонами в руках, не боясь грабежей и насилия в порядке вещей. Для всех это стало данностью. Но какой ценой, эта спокойная жизнь стала данностью, никто даже не задумывался.
Мы плохие, потому что мы мешаем делать людям то, что им вздумается, и мы плохие, когда не остановили тех, кто сделал то, что кому-то вздумается.
Понимая, что, если мы не снимем форму, в один прекрасный момент нас обвинят во всех грехах и вздернут публично под сводами станции, наш отряд ночью снял с умерших гражданскую одежду и мы слились с толпой.
Было больно, обидно и неприятно, но очень хотелось жить, поэтому скрипя зубами мы стаскивали с мертвых, искалеченных клювами людей, дубовую от застывшей крови и грязи одежду, и одевали ее вместо мундира.
На тот момент мы проиграли сражение, но не проиграли войну. Войну мы проиграли, когда измученные голодом и отчаявшиеся пленники подземелья начали есть крыс. Никто не знал, что грызуны являются переносчиками Вороньего бешенства, но сами им не болеют. И тем более никто не мог предположить, что Воронье бешенство опасно для людей.
Крыс не ели только восемь человек, и все мы здесь. Мы сбежали через технические коридоры, как только заподозрили неладное. Картину, которую я увидел перед побегом до сих пор постоянно всплывает в моем сознании.
Люди на станции больше не были личностями. Они не были людьми. Они стали единым целым. Чем-то большим, хищным и кровожадным. Это существо, если можно его так назвать, не обладало интеллектом или коллективным разумом. То, чем было это нечто, трудно описать. Желе из человеческих тел с неутолимой, звериной жаждой голода…
Максим вновь представил на какой ужас он обрек жителей Москвы. Глупая детская обида уничтожила возможно самый крупный уцелевший город в мире.
За всю историю человечества еще не было ужаснее и бездушнее поступка, чем тот, который совершил Максим. Эта мысль стала невыносима. Максим разжал вспотевшие кулаки и медленно потянулся за пистолетом у себя за поясом.
Вадим пристально следил за показателями в ноутбуке. В телефоне Данила играл знакомый отрывок из произведения Дэна Брауна. БТР уверенно двигался в сторону Кирова
- У них получилось, - с облегчением подумал Максим. Вадим всё-таки разобрался как активировать скрипты.
Мигель в это время стоял за пулеметом в башне БТР и короткими очередями придавал действию скрипта устрашения.
- Самое время, - подумал Максим, и выхватив пистолет из-за пояса, направил оружие себе под кадык. Холодная металлическое дуло прижалось к разгорячённой от волнения кожи Максима.