Я фыркнула.
— Сколько раз он попал в дерево? — Спрашивать об этом было жестоко, но увидеть Кэрриона уязвленным было такой редкостью, что, черт возьми, я собиралась извлечь из этого максимум.
— Не знаю, — огрызнулся он. — Больше пятидесяти.
— Двести семнадцать, — сказал Лоррет. Нож выскочил из ствола, вернулся в руку Лоррета, и он снова метнул его — все одним плавным движением. — Двести восемнадцать. — Он снова повторил процесс, на этот раз даже не глядя на дерево. — Двести девятнадцать.
— Ладно, ладно, можешь остановиться. Все равно я уже готовлю эту проклятую богами еду.
— И это то, на что ты поспорил? — спросила я Лоррета. — Что он будет готовить?
Воин пожал плечами. Когда он ухмыльнулся, в сгущающихся сумерках стали видны кончики его клыков.
— Я был голоден.
— Обманщик, — снова пробормотал Кэррион, помешивая содержимое котелка, кипевшего на огне.
— Он тебя не обманывал, — сказала я ему. — Он дал тебе попробовать твое собственное лекарство. Сколько таких несправедливых, заведомо проигрышных сделок ты позволил заключить Хейдену?
— Я не виноват, что твой брат слишком самоуверен, когда дело касается карточных игр, Саэрис.
— А как ты бы оценил свой уровень самоуверенности, когда перед тобой стоит семифутовый воин с многолетним опытом убийств всяких тварей за плечами, а ты решил, что превзойдешь его в обращении с ножом?
— Да пошли вы оба, — проворчал Кэррион, скривившись. — Если бы я начал первым, мы бы сейчас не разговаривали. Я бы до сих пор метал нож в это гребаное дерево.
На этот раз, когда рукоять кинжала оказалась в руке Лоррета, он перевернул оружие и взял его за лезвие, протягивая Кэрриону с порочным блеском в глазах.
— Конечно, человек. Давай.
Кэррион покраснел еще больше.
— Ну, теперь уже слишком поздно. Я ведь проиграл, не так ли? Нет смысла.
Лоррет покачал головой.
— Обиженный неудачник.
— Самый обиженный, — согласилась я.
— Тьфу! Может, мы просто съедим то, что я приготовил, и вы оба закроете рты?
— У меня нет времени на еду. Я пришла сюда только для того, чтобы спросить кое о чем Лоррета.
Воин повернулся на своем камне и внимательно посмотрел на меня.
— Спрашивай.
— У тебя есть опыт в резьбе по дереву? Ну, ты можешь вырезать кое-что?
— Так уж получилось, что есть.
— Будь точнее в своих вопросах, солнышко. Он, вероятно, занимается резьбой по дереву каждую свободную минуту своей жизни. Возможно, он выигрывает соревнования по вырезанию.
Я закатила глаза.
— Я не пытаюсь выиграть у него спор, Кэррион. Мне нужно, чтобы он хорошо умел это делать.
В наступающей ночи раздался раскатистый смех Лоррета.
— В таком случае да. Я не просто хорош. Я чертовски хорош.
Часы пролетали незаметно. Как только я обработала кусок металла, только что отлитый из осколков меча Дании, я раскалила его, затем охладила и расплющила. Когда новый меч приобрел нужную форму, я взяла молоток и начала ковать. Снова нагрела. Как только металл раскалился до бела, охладила его. Била по нему молотом. Придавала форму. Снова и снова. Не один раз. Тысячу раз. Еще и еще.
Вечер сменился ночью. Облака рассеялись, появились звезды, а я продолжала работать. Мои руки были тяжелыми, как свинец, мышцы спины ныли каждый раз, когда я поднимала молот, но я каким-то образом знала, что он еще не готов. Именно тогда, когда я думала, что закончила и металл достаточно закалился, что-то глубоко внутри меня сказало:
— Еще раз, Саэрис Фейн.
Около часа ночи Лоррет принес волчью голову, которую он вырезал из тиса. Это была впечатляющая работа, очень детальная, с идеальными пропорциями. Как я и надеялась, рычащий зверь был поразительно похож на татуировку Фишера, а также волка, выбитого на доспехах членов Лупо Проэлии.
Я рассказала воину о том, как сделать форму для отливки, и он безропотно выполнил все указания, хотя для этого ему пришлось рыть яму в мерзлой земле, пока он не нашел глину, а затем голыми руками смешивать эту глину с кучей лошадиного дерьма. Он с удовольствием вдавливал в глину вырезанную им голову волка и терпеливо сидел у печи для обжига, пока небольшой огонь, который он развел внутри, медленно высушивал форму, чтобы она не треснула.
Около четырех, когда я уже начала бредить от жары и усталости, Кэррион объявил, что идет спать. Вместо того чтобы спуститься в лагерь и найти свою палатку, он растянулся на полу на другой стороне кузницы, у двери, где было немного прохладнее, свернул плащ, сунул его под голову и быстро отключился.