— Но… ты сказала, что проверишь кровь того, кто будет владеть тобой! — Мое сердце замерло в груди. — Дания…
— Мы договорились, — нараспев произнесла ртуть, — кто первый прольет кровь на наш клинок.
— Но…
Лоррет вскочил на ноги. Он держал меч так, словно это была змея, отпрянувшая назад, чтобы нанести ему удар.
— Черт. Я идиот! Прости меня! — закричал он. — Вот! Возьми его! — Он протянул меч Фишеру, но в глазах другого мужчины мелькнула искра восхищения.
— Нет, черт возьми. Я не прикоснусь к этой штуке. На нем написано твое имя.
— Может, кто-нибудь объяснит мне, что, черт возьми, происходит? — Предельно вежливый тон Кэрриона обещал насилие, если кто-нибудь не ответит, причем быстро.
— Достаточно только взглянуть на эту чертову штуку, и она режет, — прошептала я. Эти слова произнес Лоррет сразу после того, как провел пальцами по мечу и порезался о него. Он был первым, кто пролил кровь на только что выкованном оружии. Меч принял его кровь.
Лицо Лоррета стало белым.
— Я не хотел, — сказал он. — Клянусь, я доволен своими кинжалами. Я не хотел присваивать меч Дании.
— Не меч Дании, — прошипела ртуть. — Мы перекованы. Новые в этом месте. Ты не владеешь нами, Лоррет из Сломанных Шпилей. Мы владеем тобой.
— Это будет весело, — сказал Фишер. Но ему было не до смеха.
Не смеялся и Лоррет.
— Дания сойдет с ума.
— Ей придется смириться с этим. У нее нет выбора. Ты был членом Лупо Проэлии без божественного меча четыреста лет. Теперь настала ее очередь.
Сомнение сквозило в каждой черте лица Лоррета, но его ладонь все равно властно сомкнулась на рукояти меча. В его руке он выглядел правильно. Насколько я могла судить, это был его меч.
— Ты заслужил его, Лоррет. Ты вырезал волка для рукояти. Ты помогал отливать его. И именно твоя песня скрепила сделку со ртутью.
На лице Лоррета мелькнуло замешательство. Кингфишер и Кэррион выглядели не менее ошеломленными моими словами.
— Моя песня? — сказал Лоррет. — Что значит — моя песня?
— Песню, которую ты только что спел. О Вратах Аджуна? О драконе, Омнамшакри? О том, как Фишер вонзил меч в горло дракона? Ничего… не напоминает?
Фишер, Лоррет и Кэррион посмотрели на меня как на сумасшедшую.
— Я всегда хотел написать песню о Вратах Аджуна, но так и не собрался, — сказал Лоррет.
— Не смей, — прорычал Фишер. — Это в прошлом. Оставь его там, где ему место.
— Теперь она наша, — прошептала ртуть. — Наша песня. Наша песня.
На этот раз остальные не услышали ее.
— Так вот что ты имела в виду? Что ты возьмешь ее, и она исчезнет? Что никто не вспомнит о ней?
— Теперь она наша, — повторила ртуть.
— Наша.
— Наша.
— Наша.
Было жаль, что мир лишился песни Лоррета, а память о ней исчезла. В какой-то мере она тронула меня. Она многое объясняла.
— Почему я до сих пор помню ее? — Спросила я.
— Мы помним, значит, и алхимик помнит.
Хм… Я не знала, как к этому относиться. Быть единственным живым человеком, который помнит балладу, написанную Лорретом о Фишере, казалось мне святотатством. Сколько еще вещей я должна буду помнить, о которых все остальные забудут, чтобы изготовить все эти реликвии? Я знала, что на горизонте маячат новые сделки. Тысячи. Мелкие сделки, которые нужно будет заключить. Как, черт возьми, я смогу ориентироваться в этом и не вляпаться в какое-то дерьмо? От одной мысли об этом меня прошиб холодный пот. Я отбросила свои опасения, решив подумать о них позже.
— Итак? Ты позволишь этому мечу направлять магию? — Спросила я.
Я ждала ответа от ртути. Технически, не имело значения, что меч не способен использовать магию. Я сделала эту чертову штуку, что впечатлило даже меня, и шансы на то, что мне удастся уговорить ртуть соединиться с кольцами и стать реликвиями, были не велики. Если бы мне это удалось, я бы выполнила условия сделки с Фишером. Но оставался еще вопрос моей гордости. Я хотела знать, чего я способна достичь здесь, работая с таким увлекательным, неподатливым материалом. Я бы не смогла жить дальше, не зная этого…
— Возьми меня обеими руками и дай мне имя, Лоррет из Сломанных Шпилей, — сказала ртуть.
Лоррет выглядел несколько озадаченным.
— Я? — произнес он вслух.
— Это твоя привилегия.