— Это больше не твой меч, Дания, — сказал Фишер.
— Черта с два. Я владела этим оружием триста тринадцать лет! Я заслуживаю его!
— Твой отец передал его тебе, — сухо поправил Фишер. — Меч, который ты когда-то носила, был разрушен и отлит заново. Этот клинок — новый. Он выбрал Лоррета.
— Он мой, — прорычала Дания. Мы все видели, как она бросилась к Авизиету. Я не могла удержать ее от столь опрометчивого поступка, но Фишер, Рен и Лоррет могли. И никто из них этого не сделал. Некоторые уроки приходится усваивать на собственном горьком опыте. Меч, который она считала своим, уже замолчал, когда был отдан ей. В нем не осталось даже отголоска магии. Возможно, она слышала рассказы о том, что случится с человеком, если он прикоснется к божественному мечу, который ему не принадлежит, но ее самоуверенность была такой безграничной, что она действительно верила, что оружие, висевшее у бедра Лоррета, ее собственность. Он позволил ей взять его. Как только ее ладонь сомкнулась вокруг рукояти, она издала пронзительный крик, и ее рука взорвалась облаком красного. Ударная волна ослепительно-белого света вырвалась из рукояти Авизиета, и Данию швырнуло через весь штаб. Она рухнула на стул, мгновенно превратив его в щепки.
— Святые гребаные боги, — произнес Рен. — Она осталась без руки.
— Может, теперь она перестанет бить людей по лицу. — В голосе Фишера не было ни капли сочувствия. Он подошел и встал над Данией, его глаза сверкали и были холодными как лед. Тем временем Дания очнулась от явного обморока и поняла, что случилось с ее рукой. С ее боевой рукой. Я приготовилась к новому крику, но вместо этого она захлебнулась рыданием.
— О, боги! Нет. Нет, нет, нет!
— Есть шанс, что это можно исправить. Если я отправлю тебя в Калиш и тебя осмотрит целительница, ты перестанешь нести всякую чушь и успокоишься, мать твою? — сердито спросил Фишер.
Дания не заслуживала того, чтобы ей возвращали руку. Ее выходки достигли такого уровня, что ей пора было испытать последствия своего дерьмового поведения. Это не было милосердной мыслью, но меня достали ее вспышки раздражения. Она вела себя как стерва с тех пор, как Кингфишер появился в лагере. У нас были дела поважнее, чем взбалмошная воительница, которая закатывала истерику каждый раз, когда появлялась в этой гребаной палатке. К счастью для нее, Фишер был более снисходителен, чем я.
— Да, — простонала Дания. Она сжимала кровоточащий обрубок запястья, по щекам текли слезы. — Я сделаю это. Я… клянусь.
— Так это все? Ты возвращаешься в Калиш? — спросил Рен.
— Мы все. Трое из нас должны увидеться с Те Леной. А потом мы разнесем эту библиотеку на части, пока не найдем способ помочь Эверлейн. У нас есть время. Не так много, но есть. Мы должны использовать его с умом.
Ренфис стал белым как полотно. Если я не ошибалась, его руки теперь тряслись от облегчения, а не от беспокойства. Фишер взял ситуацию в свои руки, а это означало, что он не отвечает за поиск выхода из этой катастрофической ситуации. Он открыл рот, готовый заговорить, но Фишер опередил его.
— Прежде чем мы покинем эту палатку, нам нужно кое-что сделать. — Он решительно посмотрел на меня. — Наш алхимик сегодня встретилась с врагом лицом к лицу и храбро сражалась. Среди нас есть воин с новой кровью.
О нет.
Боги.
Нет.
Я не хотела, чтобы кто-то из них так на меня смотрел. Тихая гордость Фишера. Теплое одобрение Рена. Волчья ухмылка Лоррета. При обычных обстоятельствах мне было бы приятно получить признание за уничтоженных мною вампиров, но, учитывая столь мрачную перспективу Эверлейн, я не могла этого вынести.
— Я не хочу никакого шума, — сказала я.
— Ты не хочешь шума? — Лоррет рассмеялся. — Дело не в тебе, Саэрис. Речь идет о том, что мы должны признать одного из своих и оказать должное уважение. Ты не имеешь права голоса в этом вопросе.
Я посмотрела на Рена, ища помощи, но он виновато пожал плечами.
— Извини. Он прав.
— Слушай, что бы это ни было, оно может подождать. Мы в самом разгаре кризиса. Позже будет время для… Я даже не знаю, что ты собираешься делать, но это может подождать!
Мои доводы не убедили Фишера. Совсем. Он прислонился спиной к столу, сложив руки на груди.
— Мы не откладываем такие вещи. Идет война. Нет никакой гарантии, что кто-то из нас проснется завтра. Мы празднуем наши победы по мере их поступления. И мы, черт побери, должны быть уверены, что наши воины знают себе цену.
Лоррет первым шагнул вперед. Он достал Авизиет и опустился на колени, проведя ладонью по лезвию. По его следу потекла струйка алой крови. Он прижал руку к моей груди, прямо между грудями. Контакт не был сексуальным, но Кингфишер все равно слегка вздрогнул.